Уже в поезде при пересечении границы пассажир предъявляет представителям литовских властей свой паспорт. Литовские пограничники, проверив его, бесплатно выдают специальный проездной документ на две безвизовые поездки — туда и обратно. Причем до 1 января 2005 года граждане России могли использовать для целей транзита даже свой внутренний паспорт. По моей настойчивой просьбе возглавлявший в то время правительство России Михаил Касьянов оперативно выпустил постановление, разрешающее вклеивать во внутренние паспорта фотографии детей, следующих вместе с родителями. Это сняло массу проблем в период школьных каникул и позволило минимизировать моральные и финансовые издержки наших граждан в связи с вводом новых правил транзита.
Вот, собственно говоря, и вся процедура. Кроме того, в итоговый документ саммита мне удалось включить положение о возможности строительства магистрали для скоростного безостановочного и, естественно, безвизового поезда, который мог бы окончательно убрать остающиеся неудобства для поездок в Янтарный край России.
Решение вопроса калининградского транзита продемонстрировало нашу способность занимать твердую позицию в деле защиты прав наших граждан и сняло остроту в наших отношениях с Европой.
Итоговый документ брюссельского саммита, прописавший всю технологию калининградского транзита, стал примером того, что Россия и Европа могут в сжатые сроки решать самые сложные вопросы, а не только трещать «птичьим языком» дипломатов о важности «стратегического партнерства», плохо понимая, в чем же оно на самом деле состоит.
Указом Владимира Путина мне была вынесена официальная благодарность. Дальнейшее решение вопросов, связанных с калининградским транзитом, было возложено на МИД и администрацию президента. К сожалению, исторические решения брюссельского саммита Россия-ЕС были выполнены лишь частично. Про строительство скоростных железнодорожных магистралей и планы совместного развития инфраструктуры в северо-восточной Европе с участием Калининградской области все как-то сразу забыли. Политики и дипломаты погрузились в очередной летаргический сон. Пока жареный петух вновь не клюнет…
Это подрывало управляемость государства. Я полагал, что в стране нужна реальная альтернатива, источник новых востребованных в обществе идей. Эта новая сила должна ориентироваться на поддержку демократических свобод и социальной справедливости, на экономический рост и защиту национальных интересов (не путать с интересами крупных корпораций).
Я был уверен, что такая политическая сила необходима и президенту, чтобы иметь систему сдержек и противовесов в условиях консолидации элит под знаменами «Единой России». В обозримой перспективе эта сила должна быть готова взять на себя ответственность за реализацию власти в стране. Эти мысли я изложил Путину.
Из своего опыта общения с президентом я вынес, что он думал так же и что как лицо надпартийное он заинтересован в появлении такого проекта, созданного людьми молодыми и в то же время опытными, ищущими новых форм самореализации в политике.
Я рассказал ему, что тесно работал в КРО на выборах 1995 года с молодым ученым-экономистом Сергеем Глазьевым и мог бы вместе с ним сформировать политический блок, способный не просто получить массовую поддержку избирателей, но и достойно представлять их интересы и взгляды в Государственной думе.
«Я симпатизирую Глазьеву и уже обсуждал с ним возможность запуска социал-демократического проекта. На смену коммунистам рано или поздно должна прийти серьезная и современно мыслящая левая партия. Да и для страны это будет хорошо», — заключил президент наш разговор.
Честно говоря, от перспективы создавать левоцентристскую партию я не был в восторге. Я всегда считал себя сторонником традиционализма, старых добрых ценностей — семьи, религии, национального духа, а потому ко всяким идеям левее центра относился с предубеждением. «Но почему бы не совместить идеи здорового консерватизма с борьбой за социальную справедливость в стране, разграбленной ворами-коррупционерами и олигархами?» — подумал я и решил до поры до времени не разубеждать Путина в возможном идеологическом и практическом предназначении нового, задуманного нами проекта.
По возвращении домой я позвонил Глазьеву и передал ему содержание этой беседы. Особого энтузиазма я в нем не почувствовал. Наверное, Сергей рассчитывал исключительно на свои многочисленные таланты и грезил созданием некой «широкой народно-патриотической коалиции» под своим водительством. Многие организации из числа «кандидатов в широкую коалицию» существовали только на бумаге или в глазьевском воображении. Коллекционировать нули было неинтересно и бесполезно. Идти по пути втирания очков избирателю и уверений в том, что у нас «широкая коалиция», мне представлялось делом нечестным, да и провальным.