Ястребы мира. Дневник русского посла

В КМО СССР существовала негласная традиция, согласно которой переговоры с участием «большого начальства» (секретарей ЦК ВЛКСМ) наши работники должны были обеспечивать самостоятельно, не прибегая к услугам профессиональных переводчиков. Это было вызвано не столько степенью откровенности беседы, сколько желанием подчеркнуть статус приема «на высоком уровне». Действительно, когда я лично заводил в гигантский кабинет секретаря ЦК очередного «заморского гостя», многозначительно оставляя в приемной штатного переводчика, иностранец начинал откровенно смущаться, восстанавливая способность здраво воспринимать мир только к середине разговора. Проблем даже с самым сложным переводом я не испытывал. Свободное владение испанским и французским языками было неотъемлемой частью моей профессии.

В этот раз я должен был переводить беседу делегации испанских социалистов с только что назначенным из провинции новым секретарем ЦК комсомола, о котором ходили слухи, что он — «большой демократ горбачевского розлива». Все шло как обычно, беседа уже подходила к концу,

но вдруг комсомольский босс, как бы невзначай, решил в подтверждение своей мысли привести цитату из Евангелия от Матфея. Артистично закинув голову назад и прикрыв ладошкой глаза, отразившие секундный порыв глубоко верующего человека, он стал на память читать отрывок из Священного Писания.

Я был поражен. Я даже не мог себе представить, что среди этих прожженных бюрократов и циников можно встретить действительно тонкого, интеллигентного человека, да еще и ревнителя христианской веры. Кроме того, я был уязвлен, так как точно не ожидал такого оборота дела и не был готов идентично перевести евангельский текст.

Сообразив, что от нового секретаря ЦК можно ждать и других сюрпризов и невольных подвохов, я перечитал Евангелие на всех доступных мне языках, чтобы в случае чего быстро сориентироваться по тексту и не подвести моего нового кумира. Я ждал нашей новой встречи, я был готов расшибиться в лепешку, лишь бы мудрые слова и пламенная аргументация этого благородного человека могла дойти до помутненного сознания его иностранных собеседников и обратить их в нашу веру.

Я вдруг почувствовал себя рыцарем, призванным моим сюзереном Ричардом Львиное Сердце отправиться в дальний крестовый поход в Палестину ради освобождения от неверных Гроба Господня.

Но очередной «облом» моих романтических чувств не заставил себя долго ждать. Нет, мой кумир по-прежнему звал меня, по-прежнему вскидывал голову и закатывал полные слез глаза, и... по-прежнему цитировал один и тот же отрывок из Евангелия от Матфея. Библии он вовсе не читал, а фокус с Евангелием проделывал с целью личного «пиара». Кумир оказался обычным комсомольским плутом, одной из тех мертвых душ советской партноменклатуры, что всплыли на поверхность мутной воды перестройки.

Не желая более иметь дела с этим планктоном, я решил уйти из КМО СССР окончательно.

Но только сейчас я понимаю: а может, это сам Господь послал мне этого комсомольского пройдоху, чтобы заставить меня перечитать Евангелие сразу на трех европейских языках?

ПРЕСТУПЛЕНИЕ И НАКАЗАНИЕ

Москва конца 1990-го — начала 1991 года напоминала мне город перед эвакуацией. Все закупали соль и муку, отправляли родителей и детей жить за город, искали новую, пусть даже не очень серьезную, но точно не прежнюю работу. Все трещало по швам. Никто не работал. Все слушали по радио прямое включение с заседаний союзного и российского Верховных Советов.

За время работы в КМО СССР я установил приятельские связи со многими депутатами молодого российского парламента. Здесь же, в стенах Верховного Совета, впервые была сформирована некоммунистическая патриотическая оппозиция, получившая название «Российское народное собрание». Ее костяк представляла коалиция трех политических групп: Демократической партии России во главе с депутатом Николаем Травкиным, Российского христианско-демократического движения, которое возглавлял энергичный депутат и философ Виктор Аксючиц; и Конституционно-демократической партии (Партии народной свободы) Михаила Астафьева — депутата, как мы шутили, с характерным «ленинским прищуром».

В то время я увлекался политической историей дореволюционной России, искал исторические параллели между событиями эпохи последнего русского императора Николая II и перестройки, затеянной первым и последним советским президентом Михаилом Горбачевым. Особо интересовал меня вопрос: а была ли альтернатива большевизму, можно ли было удержать империю от гражданской бойни и распада и кто мог бы выступить в период 1910-1917 годов центром кристаллизации патриотических сил? Я знал, что мой прадед на посту начальника столичной московской полиции сделал в то время много для сдерживания большевизма, но складывалось впечатление, что усилиями спецслужб остановить надвигающуюся на страну катастрофу было невозможно.