Ястребы востока

– Вот, значит, чей крик я слышал, – проворчал Кормак. – Ну, нечего стоять тут и болтать! Скажи этому черному зверю, чтобы открыл дверь, пока я ее не выбил.

И это была не пустая угроза. Не в характере норманна было смиренно ждать под дверью, ведь ему доводилось пить из одной чаши с королем Ричардом. Мажордом что-то быстро сказал немому, и тот широко распахнул дверь. Кормак оттолкнул своего проводника и шагнул через порог.

Так он в первый раз лицезрел Скола Абдура, Мясника, чьи кровавые дела превратили его в полумифического персонажа. Норманн увидел невероятного гиганта, полулежавшего на шелковой тахте посреди по-королевски украшенной и обставленной комнаты. Стоя, Скол был бы на полголовы выше Кормака, и, хотя огромный живот портил симметрию его фигуры, он все еще являл собой образец физической мощи. У него была короткая черная борода с просинью, в его больших темных глазах сверкало любопытство, и в то же время некоторая сумасшедшинка.

Он был облачен в туфли из золотой парчи с экстравагантно загнутыми вверх носами, объемные персидские шаровары из редкого шелка, а также широкий зеленый шелковый кушак с большими золотыми кистями, обернутый вокруг его талии. Поверх он носил парчовую безрукавку, открытую спереди, но под ней его массивный торс был голым. Его иссиня-черные волосы, удерживаемые золотым обручем с драгоценными камнями, спадали на плечи, пальцы блестели дорогими перстнями, а голые руки были отягощены тяжелыми браслетами. В его уши были продеты женские серьги.

В целом его облик являл собой варварство до того фантастическое, что Кормак невольно изумился, тогда как обычный человек на его месте ужаснулся бы. Очевидная дикость гиганта вкупе с экстравагантной пышностью его одежд, которая только усиливала пугающее впечатление от его внешности, выводила Скола Абдура за рамки бледной ординарности. Если бы так оделся обычный человек, это выглядело бы нелепо, но вождь разбойников в этих нарядах пугал еще пуще.

Однако когда Иаков склонился до самого пола в приветственном поклоне, он не был уверен, что Скол выглядит более внушительно, чем облаченный в броню франк с читающейся в его облике грозной силой, управляемой его тигриной натурой.

– Лорд Кормак Фицжоффри, о мой государь, – объявил Иаков, пока Кормак стоял, замерев, словно железная статуя, и не подумав хоть немного склонить свою львиную голову.

– Да, дурак, я вижу, – голос Скола был глубоким и звучным. – Пошел отсюда, пока я не отрезал тебе уши. И проследи, чтобы у этих глупцов внизу было вдоволь вина.

Судя по тому, с какой поспешностью Иаков подчинился приказу, угроза отрезать уши – не пустой звук. Затем глаза Кормака наткнулись на ужасающую и жалкую фигуру – это был раб, стоявший позади тахты Скола, и подливавший вино своему безжалостному господину. Несчастный трепетал всем телом, как раненая лошадь, и причина тому была очевидна – страшная зияющая глазница, из которой был беспощадно вырван глаз. Кровь все еще текла из раны, добавляя темных пятен на искривленное от боли лицо и пачкая шелковые одежды. Какой пышный наряд! Скол одевал своих несчастных рабов в одежды, которым позавидовали бы даже богатые купцы. И бедняга стоял, дрожа в агонии, не смея сдвинуться с места, хотя затуманенным болью взглядом оставшегося глаза он едва мог видеть драгоценный кубок, который поднял Скол, требуя его наполнить.

– Проходи и сядь на тахту рядом со мной, Кормак, – приветствовал Скол. – Я поговорю с тобой. Пес! Наполни кубок лорда франка и поспеши, пока я не вырвал тебе другой глаз.

– Сегодня я больше не пью, – проворчал Кормак, отталкивая кубок, который Скол протянул ему. – И отправь прочь этого раба. Он обольет тебя вином в своей слепоте.

С мгновение Скол пристально смотрел на Кормака, а затем, внезапно рассмеявшись, махнул мучимому болью рабу рукой в сторону двери. Человек поспешно вышел, поскуливая в агонии.

– Видишь, – сказал Скол, – я удовлетворил твой каприз. Но это было не обязательно. Я бы свернул ему шею после нашего разговора, чтобы он никому не смог его пересказать.

Кормак пожал плечами. Не стоило трудов объяснять Сколу, что он отослал этого раба из жалости, а не с намерением сохранить в тайне их разговор.

– Что ты думаешь о моем царстве – Баб-эль-Шайтане? – спросил Скол вдруг.

– Его будет трудно взять штурмом, – ответил норманн.

Скол дико засмеялся и осушил бокал.

– И сельджуки уже как-то в этом убедились, – икнул он. – Я же несколько лет назад обманом отнял его у турка, который им тогда владел. До турков здесь правили арабы, а до них – черт знает, кто. Он старый – фундамент его был заложен давным-давно Искандером Акбаром – Александром Великим. Потом столетия спустя пришли Руми – римляне, – которые расширили его. Парфяне, персы, курды, арабы, турки – все проливали кровь на этих стенах. Теперь он мой, и покуда я жив, моим он и останется! Я знаю его секреты – и этих секретов, – он бросил на франка хитрый и злой взгляд, полный зловещего смысла, – гораздо больше, чем считают люди, – даже те идиоты Надир Тус и ди Строцца, которые перерезали бы мне горло, если бы осмелились.