ЯТ

– Пойдём, посмотрим, – предложил Гид. – Неподавлеку есть нечто подобное.

И повлёк нас туда.

Но Гид, на удивление, ошибся. Там оказались не преимущества, не привилегии, а всего-навсего привязанности.

Одна из привязанностей выглядела словно толстая грязная серая верёвка, или канат. Кому такая может понадобиться? Вообще-то привязанностей продавалось несколько, но эта казалась самой прочной, внушительной, выдающейся и бросающейся в глаза прежде всего видом. Даже когда она сама оставалась на месте, вид её так и норовил броситься кому-нибудь в глаза.

Посмотрели мы на них, посмотрели, да и двинулись дальше.

Но по пути задержались, увидев человека, который делал пояснения и пускал по воздуху.

– Вдруг кто поймает, – говорил он. – И поймёт.

– А чем поймает?

– Сачки специальные есть.

– Вы думаете, сачки будут этим заниматься? Тогда они не будут сачками.

– А чем поймёт?

– У кого что для этого имеется, – уклончиво ответил продавец.

– Видите, какая широкая душа, – сказал Гид, – всё на ветер пускает. А я знавал одного товарища, который сделал когда-то одно пояснение и до сих пор пытается оформить патент. Всё время на ерунду убивает.

– А он? – спросил Том, указывая на то, как бородатый мужик распростирал объятия. У него не вполне получалось: то ли руки сводило, то ли кашель мучил, то ли их недостирали и недовысушили и они жужмались, но распростирались объятия плохо.

Его сосед продавал выдержку. Выдержка выглядела неважно, местами оказалась траченная молью.

– Выдержка и терпение – не одно ли и то же? – спросил Том.

– Если бы было одно и то же, было бы одно и то же, – возразил Гид. Очевидно, вопросы Тома несколько выбили его из колеи, поэтому он стал не столь вежлив. – Выдержку может один раз проявить любой, а терпение является чертой характера.

– Значит, характер имеет несколько черт?

– Да, черт, или линий – как у оружия: трёхлинейка, семилинейка, десятилинейка… Чем больше линий, тем характер светлее. Бывают ещё и гранёные, но грани встречаются у самых твёрдых характеров.

– А осторожность – черта характера? – осторожно спросил Том.

– Черта… – нерешительно произнёс Гид.

– А это что? – оржествующе, чуть не заорав, выпалил Том, указывая на витрину с выставленной острой осторожностью – как бы в противовес тупой боязни, находящейся в противоположной стороне витрины. – Как её вставлять в характер?

– Если бы вы увидели сам характер, вы бы не спрашивали, – коротко ответил Гид.

Том замолчал.

Впрочем, ненадолго: он заметил сидящих кружком весьма обтрёпанных худых голодных и грязных людей – я и не думал, что на Ярмарке встречается столь явно выраженная убогость. Сначала я подумал: нищие. Но, судя по невнятным пояснениям Гида, сидели представители какой-то секты: не то религиозной, не то релегиозной, не то телегиозной, не то тенденциозной… Но что одиозной – наверняка. Впрочем, ничего плохого они не делали: сидели себе кружком и воздымали руки к небу – лёгкими струйками дыма. То по одной, то по две. То вместе, то по очереди.

Вокруг толпились зеваки, чихаки, сморкаки, кашляки, чесаки, плеваки, толкаки, щипаки… Хорошо хоть кусак не было. А также сочувствующие, сонюхающие, содышащие, содумающие, сомыслящие, сопереживающие, сопонимающие… Вокруг бродили торговцы-офени по колено в надежде что-нибудь продать.

Сектанты вызывали сожаление. Но сожаление, к сожалению, не явилось. Вместо него пошёл дождь. Строго над ними, над их головами.

– Не нужно нам ваше дожделение! – закричали они, вскакивая и отряхиваясь. – Нам нужно дожеление!

– А почему дожделение? – спросил Том. – Не правильнее ли «дождаление»? Они же его дождались? Или они не его ждали? Что за дожеление? Где желе? Дождь из желе?

– Да, – ответил я, – желе ни при чём. А дожеление – не от слова «дождь», а от слова «дож», то есть «вождь» – по-древнеитальянски. Я понимаю так, что им нужен вождь, и они его ждут. А может, от слов «дожалить лень» – жаль им её, что ли? Они её жалели-жалели, да не дожалели, – прибавил я, чтобы не пропало шикарное предположение. – Тогда почему не дожаление?

– Почему ты употребляешь «и» – дожалить, а не «е» – дожалеть? – возмутился Том.

– Но ведь дождь лил! – возразил я. – А не лел. Не лелеял, во всяком случае.

Том помолчал минуту, а потом поинтересовался:

– А вожделение не лучше ли передаёт смысл жажды вождя, чем дожеление?

– Кто знает, какого они дождя… то есть вождя, хотят, – пожал я плечами. – А вожделение – да, означает что-то вроде «желание, или ожидание вождя», – согласился я. – мне кажется, его происхождение уже потерялось или всё ещё теряется в глубинах веков…

– Ну да, потеряется оно, – возразил Том, – как же…

К нашему разговору прислушивались офени. А потом решили принять в нём участие. У них оказался собюственный, совершенно оригинальный взгляд на проблему вожделения, вождей, их памятников и бюстов. Один сразу согласился с Томом: