– Или радость, – добавил я.
– А как же? – лицо грузчика сразу подобрело и расплылось в улыбке. – Польза присутствует при каждом разе. Упаковывают в неё. Бывала когда-то сама по себе – и упаковка и содержание. А радость… себе, конечно, приношу. Ну, жене, детям… А так – кому она нужна?
Мы деликатно помолчали, переминаясь с ноги на ногу. Потом Том обратил внимание на вторую пару грузчиков (всего их работало, как оказывалось, да так и не оказалось, семь пар).
– Что это он делает? – спросил Том.
– Надежды подаёт, – пояснил Гид.
Парень-грузчик подавал великолепные большие чудесные надежды. Другой принимал их и складывал в большой ящик, обитый изнутри железом.
– А железом зачем? – поинтересовался Том.
– Чтобы не испортились, – ответил грузчик второй пары, останавливаясь, чтобы передохнуть, и вытирая пот со лба.
– Спасибо, – задумчиво произнёс Том.
Но работа продолжалась. Первый грузчик, передохнув, поднялся с места и включился в работу. Мы медленно обходили их и слышали сугубо специаольтные разговоры – иногда высоковольтные.
Ещё одна пара грузчиков разгружала примеры. Опытный поучал молодого:
– Какой пример ты подаёшь? – истошно орал он чьим-то голосом. – Не этот! Другой! Другой подавай!
Ему подали другой пример, и он быстро успокоился, с достоинством поставив его на место. Там они и стояли бок о бок: пример и достоинство…
Рядом с грузовика скатывали большие плотные мотки блестящей колючей проволоки.
– Что это? – спросил Том.
– Дерзость, – ответил грузчик.
Последняя пара грузчиков сбрасывала с длинного трейлера дерзость иного сорта, напоминавшую плохо ошкуренную доску – с торчащими заусенцами.
Всё разгружаемое исчезало внизу, и проследить его дальнейший путь не удавалось. Проще рассматривалось поднимаемое наверх, но оно почти тотчас увозилось в неизвестных направлениях. Однако стоять и смотреть на работающих, как это ни интересно, нельзя до бесконечности, а она приближалась. Причём чем больше мы стояли, тем ближе. И потому мы решили двинуться, чтобы уйти от бесконечности.
Глава 14. По рядам и междурядьям
Мы увидели человека в котелке, с галстуком, тросточкой и при часах с карманной цепочкой. Вылитый коммерсант. Где-то я такого уже видел, в каком-то фильме. Или фирме.
– Что продаёте? – спросил я.
– Респектабельность, – покосившись на меня, сочно сказал «коммерсант». Он с видимым удовольствием проговорил само слово: «рес-пёк-та-бель-ность». С него сок так и тёк, со слова. Сословное слово. Славное сословное слово… не хухры-мухры.
– Но… что же у вас останется? – растерялся я.
– А это уже не ваша забота, – так же сочно ответил он.
– А чья же?
– Моя, – и он указал на жмущуюся у его ног маленькую собачку. – Вот она.
– Со-ба-ка – за-бо-та, – проговорил я, – действительно, очень похоже. Но к чему бы это?
Он пожал плечами. Я тоже. Но он остался на месте, а я удалился.
У недавно построенных торгновых павильонов прохаживалась колоритнейшая цыганка в ярком пёстро-цветастом платке с чёрными и золотыми разводами и нескольких метущих по земле юбках, и предлагала каждому:
– Хочешь, погадаю на интерес?
Том услышал её предложение и сразу бросился к ней.
– У вас есть интересы? – чуть не запыхавшись, спросил он.
– Какие угодно! – обрадовалась цыганка. – Смотри, соколик, выбирай: пиковый, бубновый, червовый…
– Червивый? – не понял Том.
– Балда! – рассердилась цыганка. – Уши мыть нужно. С земляничным мылом.
– А бубновый – это от слова «бубнить»? – влез я, чтобы защитить Тома.
Цыганка резко высказалась по-цыгански, и интерес к нам тотчас же демонстрати-итивно полтеряла – по крайней мере, половину. А втиорую половину, которую она втирала в руку в районе локтя, отправила на полтергейст – но я не понял: присутствовать или участвовать?
К нам незамедлительно – незаметно и длительно – подошла конкурирующая цыганка:
– Гадать будем?
– Только и знаем, что гадаем, – отказался Том.
– Если знаем – зачем гадаем?
– Да кто его ест, вашего гада! – возмутился Том. – Стойте, где стоите, ешьте, что хотите.
– Гад гаду розь: хочешь ешь, а хочешь – брось.
– По другому мнению, не подвергаемому сомнению, гад гаду – друг, товарищ и брат, – вмешался Гад, то есть Гид.
Цыганка удалилась.
Чуть поодаль от неё мы отыскали настоящего продавца интересов. Но интересы у него оказались какие-то странные… По их внешнему виду мы не смогли определить, интересами к чему они являются. А сам продавец ничего не говорил: ухмылялся и повторял:
– Сами разберётесь, если истинные ценители.
Тогда я решил зайти с другого края.
– Жизненные интересы у вас есть?
– А? Интересы? Как же, как же, имеются. Есть, у меня есть. Но не продаются. Они мои, собственные. Самому нужны. А продать я вам тоску могу, в довесок.
– Тоже собственную?
– Ну нет, какая может быть тоска при наличии жизненных интересов?
– И много у вас тоски?
– Полно!
– Зелёная?
– Нет, спелая, созревшая.
Какую он продавал тоску, мы рассматривать не стали – устали.
Когда мы отошли, Том негромко сказал:
– Человек имеет жизненные интересы, а торгует тоской. Бывает же на свете такое!
– На свете и не такое бывает. А у нас – тем более, – в тон ему ответил Гид.