Явь, Навь и Правь на службе колдуна

— Позволяю я людям в Лес войти, дары его брать. Но дальше частокола пусть не ступает нога человеческая. Таково мое условие. Вручи яблоки царю, Правь, да отправь обратно в земли его.

— Благодарю, Висир, — поклонился Яромир.

Он не знал, где частокол лесной находится, но раз хозяин не желает пускать дальше него, то так тому и быть. Яромир и без того многого добился. Обернувшись к сестрам, он подошел к златовласой деве. В руках она уже держала тяжелый платок, в котором угадывались яблоки, протянула его царю, вручила.

— Спрячь их, Яромир. Не бойся, не сгниют и не испортятся плоды эти никогда. А вот от воровства уберечься не могут, — рассказала красноволосая Явь с доброй улыбкой.

— За мной следуй, царь, — твердым голосом скомандовала Правь, будто командир приказ отдал.

Подчинился Яромир, последовал за сестрой синеглазой. Две другие остались во дворце, с Висиром, крикнув вслед ему: «Прощай».

Привела его Правь к кромке Леса, откуда виднелись стройные ряды войска Яромира.

— Сглупил ты, царь человечий, ошибся. Не стоило соглашаться с хозяином Леса. Больше всех Навь он любит, поэтому навьи духи в Лесу правят. А они разум ваш людской некрепкий мутят, играются, к себе забирают. Горе ты принес, да беду в дом свой пустил. Не стоили яблоки молодильные этого. Прощай, Яромир.

— Постой! — воскликнул испугано царь, желая больше узнать о том, что по незнанию совершил.

Однако Прави уже не было на том месте, где она стояла. Исчезла прекрасная дева, будто в лучах солнца растворился тонкий образ ее.

***

Минуло два века, как людям позволили войти в Сумрачный Лес. Много воды утекло; много жизней пришло и ушло; многое в мире сломалось и починилось. Да и сам мир другой стал. Темнее, мрачнее. Открыл Яромир «дверь» в Лес заколдованный. Но не только люди входили в него. Жители Сумрачных земель тоже отныне свободно выходили из дома своего. Обманом навьи духи расползлись по миру людей. К местам своим они привязаны были, и не могли уйти сами. Только человек вывести мог их из темных пещер, топких болот и мертвых деревьев. На спине своей люди приносили в деревни вредную нечисть, в карманах глубоких, в сердцах своих да ушах, польстившихся речами сладкими.

А всё из-за жадности царской. Ведь шептал Яромиру голос лесной, что ничего не должно покинуть земель колдуна, после его пребывания в них. Но Висир обманул, а сам царь забыл наказ, поддался алчности. Взял яблоки молодильные, предложенные хитрым колдуном. И теперь приходилось Яромиру смотреть на дела рук своих.

Волшебные яблоки до сих пор жизнь держали в теле царском, раз от раза молодость возвращая ему. Последний остался плод у него чудесный, и берег он его, как зеницу ока. Страшно Яромиру мир покидать было. Думал он как бы еще яблок раздобыть. Покинул Благодар он свой и рядом с Лесом мрачным новый град возвел. Чудомиром назвал его. Ведь столько чудес, сколько творилось вблизи Сумрачных земель — нигде не сыскать было. Радовался царь, что яблоня волшебная теперь ближе к нему стала, да только, к жалости своей, не знал, как добраться пока до нее.

Никому ведь не говорил Яромир про дары волшебные колдуна. Дивились люди, как удается царю вдруг младым и прекрасным вновь становиться. Земля слухами полнилась да сплетнями. Разное говаривали про него, всякое думали. И то, что душу Яромир продал лесным богам; и что сделку с колдуном заключил; и даже что сам Висир вселился в тело царское и теперь правит людьми. Многое болтали, и про яблоки молодильные в том числе. Яромир ничего не отрицал, но и не подтверждал. Даже супружнице молодой неизвестно было, почему муж ее из седовласого старца вдруг добрым молодцем за одну ночь обратился. За всю долгую жизнь Яромира пятой женой она ему приходилась. А вот детей поменьше бог дал царю. Троих. И все сыновья.

Старшего, тридцати лет отроду, звали Святослав. Среднего, пятнадцатилетнего сына — Добрыней величали. А младшего, которому минуло лишь девять лет — Иваном нарекли.

Серьезный старший сын был, наследник трона царского, особняком всегда держался и в глупости братьев своих не ввязывался. Средний Добрыня учился славно, много знал да многое видел, но по течению плыл. Как в народе говорили, ни рыба, ни мясо царевич средний был. А вот младший — Иван вечно ввязывался в неприятности и на месте усидеть не мог.

— Ох, Ванька, ох и бедовый ты! Ну чего тебя к этому барану понесло? — ворчливо приговаривала грузная Марфа — главная кухарка царских палат — прикладывавшая вымоченную в вытяжке тряпку к шишке с рубцом на голове младшего царевича.

Иван сморщился весь, на изюм кислый став похожим. Щипало рану от снадобья кухарского, но мужественно терпел сын царский.

— Так яйцо золотое хотел получить.

— Яйцо? От барана-то? — даже компресс Марфа убрала, вот как удивилась, глазами огромными на мальчишку воззрившись. — Кто ж яйца у баранов получает? Золотые к тому же. Только ты, Ванька, наверное.

— Так Добрыня сказал! — обиженно шмыгнул Иван, понурив плечи.

— И что он тебе сказал? Добрыня твой?