Явился паук

— Сэмпсон? А, и вы здесь, детектив Кросс. — Он подвигал челюстью, как будто ему заложило уши. Он отлично знал, кто мы и откуда. Просто проверял на вшивость. Но Сэмпсон совершенно не переносит такого обращения.

— Старший детектив Сэмпсон, — поправил я. — А я, с вашего позволения, — начальник сыскного отдела Кросс.

— Холодрыга — у всех кое-что поотмерзало, — доверительно сообщил сержант. — Такие дела.

— А звякни своей Дженни — пусть отогреет, — посоветовал Сэмпсон.

— Пошел ты.

Внешне сержант походил на ирландца времен Гражданской войны: рыжий, с круглым увесистым пузом, с физиономией, походившей на раскисший от дождя свадебный пирог. Мой элегантный твидовый пиджак его явно разозлил.

Мы с Сэмпсоном постоянные посетители гимнастического зала, всегда в хорошей форме и весим пятьсот фунтов на двоих. В случае чего можем и припугнуть. В нашем деле это подчас необходимо. Мой рост шесть футов три дюйма, а Джона Сэмпсона — шесть футов девять дюймов, причем он, похоже, все еще растет. Его излюбленный головной убор — какая-нибудь кричащая шляпа или ярко-желтая косынка. Иногда его называют «Джон-Джон», поскольку тут вполне хватило бы на двоих Джонов.

Мы гордо продефилировали мимо сержанта в дом. Нам, элитной силовой команде, не следует опускаться до стычек с каким-то слабаком. По дому уже разгуливала пара копов. Началось все с того, что в четыре тридцать утра в участок позвонила нервозная соседка, мучимая бессонницей. Ее взбудоражил подозрительный шум — она решила, что в доме развлекаются бродяги. Прибывший патруль обнаружил три трупа. Они вызвали специальную группу расследований, состоящую из восьми чернокожих полицейских, которым и предстояла вся грязная работа.

Я распахнул настежь дверь в кухню. Каждая дверь скрипит особым голосом — эта по-стариковски захныкала. Внутри стояла зловещая тьма. Откуда-то потянуло сквозняком, и мне почудилось слабое шевеление.

— Мы не включали свет, сэр, — произнес коп позади меня. — Вы ведь доктор Кросс, да?

Я кивнул.

— Когда вы прибыли, дверь в кухню была приоткрыта? — Я обратился к патрульному, белокожему юноше с детским личиком, на котором едва пробивались мягкие усики. Ему не больше двадцати трех, и, похоже, парнишка напуган.

— А? Нет. Не было следов взлома, сэр. Дверь оставалась незапертой.

Паренек нервничал.

— Какой ужас, сэр. Целая семья убита.

Один из копов зажег электрический фонарик, и мы принялись осматривать кухню. Дешевый столик с зелеными виниловыми стульями, настенные часы, какие можно купить в любом универмаге, запах животного жира, которым пользовались для жарки, не такой уж, впрочем, неприятный. В домах, где произошло убийство, обычно пахнет намного хуже. Какую картину застал убийца, пришедший сюда несколько часов назад?

— Он прошел через кухню и стоял на этом самом месте, где сейчас стоим мы, — предположил я.

— Не надо, Алекс, — умоляюще произнес Сэмпсон. — Ты прям как Джин Диксон. Аж мурашки по коже.

Сколько бы ни занимался такими вещами, к ним не привыкаешь. Нет никакого желания идти дальше, зная, какие жуткие картины предстоят.

— Они наверху, — проговорил молоденький полицейский с усиками.

Погибла семья по фамилии Сандерс: две женщины и маленький мальчик. Пока парнишка рассказывал, его напарник, ладно сложенный невысокий негр по имени Батчи Дайкс, не произнес ни слова. Я и раньше встречался с ним: он, похоже, очень чувствительный.

Затаив дыхание, мы вчетвером вошли в эту обитель смерти. Сэмпсон мягко положил руку мне на плечо — он знал, что я не могу спокойно переносить вида убитых детей. Три тела лежали в первой спальне, справа от лестницы. На лице тридцатидвухлетней Джин Сандерс по прозвищу Пу и после смерти сохранилось затравленное выражение. Полные губы открытого рта были искажены криком. Дочь Пу, Сьюзетт Сандерс, прожила на свете всего четырнадцать лет: миловидная, курносая девочка, обещавшая стать красавицей. В волосы вплетена лиловая ленточка. В рот вместо кляпа убийца засунул темно-синие колготки. Вверх личиком с еще непросохшими слезами лежал трехлетний Мустафа Сандерс, в таком же пижамном конверте, какой и мои дети надевают на ночь.

Верно сказала бабуля Нана: именно политиканы довели наш город до этого, через их попустительство зараза распространилась по всему городу, да и не только по городу: похоже, вся наша огромная страна больна дурной болезнью.

Мать и дочь были привязаны к спинке металлической кровати при помощи сетчатых чулок и разорванных цветастых простыней.

Достав карманный диктофон, я принялся наговаривать первые впечатления для отчета:

— Дело об убийстве номер Х-234 914, связь с 916-м. Зверски убиты мать, дочь-подросток и малолетний мальчик. Тела женщин исполосованы чем-то острым, вероятно, бритвой. Груди отрезаны, обнаружить не удалось. Волосы вокруг половых органов сбриты. На телах множество колотых ран, нанесенных, как выражаются патологи, «по модели ярости». Масса крови, фекалий. Полагаю, что обе женщины были проститутками. Мне приходилось их видеть на улице.

Голос зазвучал так глухо, что дальнейшая расшифровка собственной записи будет стоить немалых трудов.