Через год американская сторона пригласила в рамках этого проекта большую делегацию жилищников посетить США. Поехали, конечно же, не сторонники рыночных реформ, а в основном начальники районных жилищных управлений. Америка удивила. В Нью-Йорке сопровождающая группу русская американка Татьяна собрала у них паспорта и заказала билеты на самолёт в Сан-Франциско через домашний компьютер. Это тогда просто в голове не укладывалось. А когда гуляли по берегу Тихого океана в Калифорнии, то зашли в общественный туалет — там были даже одноразовые сиденья на унитазы — и не воруют ведь. Посмеялись, вспомнив о том, что в нашем жилищном хозяйстве есть правило: разбитые стёкла в окнах подъездов не стеклить до начала отопительного сезона, иначе всё равно до зимы разобьют. Но больше всего чувствовалось отличие именно в простых людях. Трудно это даже сразу понять. Это как кот-бродяга и кот-баловень. Бывалый котяра всегда насторожен к миру, собран и стоит махнуть рукой в его сторону, как он сиганёт в кусты, из которых будет потом внимательно посматривать, приподнимая голову. Баловень же совсем не боится других людей и только на третье «брысь» всё-таки посмотрит удивленно. Даже русская американка Татьяна уже выделялась среди нашей делегации своей американской доброжелательностью, которая начинает выглядеть естественной из-за постоянного употребления. Она прибегала по утрам не накрашенная, в кроссовках, но всегда с улыбочкой и никогда не выглядела озабоченной. Для американцев все были равны и даже, когда зашли всей делегацией в придорожное кафе, то никто не подошёл к заместителю мэра, долго топтавшемуся, прикидывая куда ему присесть.
Всеволод Евгеньевич тоже встречал в своей жизни расслабленных людей, но они не были доброжелательными. Один из них — главарь дворовых пацанов Пашка. Его боялись, потому что он никого не боялся и не любил слабых, а во внутреннем кармане куртки у него всегда был нож. Однажды в их двор забрела маленькая больная кошка. Шерсть у неё была как у старой скатанной кофты, глаза слезились, она хрипло мяукала. Пашке кошка не понравилась, он сплюнул и сказал:
— Сейчас у неё будет аутодафе.
Посмотрел в глаза Севе и сказал:
— Чё, не понял, иди проволоку ищи.
Потом из тонкой проволоки Пашка изготовил петлю, прикрепил её к высокой ветке дерева. Севе не верилось, что сейчас будет казнь кошки, его наполнила тошнота. Кошка потом долго дергалась в петле, но пацаны уже разбежались. Теперь Всеволод Евгеньевич смотрел на тот случай философски: если будет война с американцами, то у них нет шансов.
В Сан-Франциско один из членов делегации — начальник районного ЖКХ из окна машины увидел в переулке переполненные мусорные бачки. Остановил машину, побежал делать фотографии. Потом этот случай был у него изюминкой в рассказах про Сан-Франциско и таким счастьем светились при этом его глаза.
К концу поездки все уже расслабились и в предпоследний вечер устроили дружеские посиделки в отеле. Разговор пошёл пьяненький. Кто-то хвастался, что подарил сыну на восемнадцатилетие ключи от «девятки». Кто-то ругал американцев. Один из начальников жилищных управлений, бывавший в одном круге с губернатором, неожиданно разоткровенничался:
— Мужики, я бы с автоматом пошёл против Ельцина — была бы команда.
На что Виктор Филиппович тихо заметил Всеволоду Евгеньевичу:
— После того, как вассал дал присягу сюзерену, стоя на колене, никого уже не интересует, что он думает о хозяине.
Но скрасил вечер рассказ другого начальника о том, как к нему пришла на приём симпатичная паспортистка лет тридцати — просить служебное жильё.
— Я ей говорю, что паспортистам не положено служебное жильё, только дворникам и сантехникам. А она мне: «А моя знакомая паспортистка получила квартиру, и я знаю, как…». А потом покраснела и говорит с вызовом: «А я чем хуже?».
Все рассмеялись. Кто-то спросил:
— Ну и что, получила?
— А то, настоящей труженицей оказалась.
Все снова рассмеялись, а Виктор Филиппович тоже пошутил.
— Теперь мы все должны тебе по одному секрету.
В этой первой заграничной поездке и сблизился Всеволод Евгеньевич с будущим мэром.
Мэр
Виктор Филиппович встал под злополучной картиной и посмотрел на неё вначале без всякого интереса, но вдруг вздрогнул. Где-то он уже видел что-то подобное. Ну, конечно, это же Йони — женский детородный орган как символ божественной созидательной силы, которую они с женой видели в шиваитском храме в Индии. Супруга одно время увлекалась йогой, и он организовал дружеский визит небольшой делегации в один из городов Индии. «Может она ещё и замироточит», — саркастически подумал Виктор Филиппович, глядя на картину, и тут же осёкся, почувствовав себя футболистом, получившим жёлтую карточку. Внутренняя гигиена мыслей возникла у него ещё в студенчестве. Ещё на первом курсе он сдавал экзамен по истории КПСС пожилой чопорной даме, как говорили в полголоса, родственнице Николая Ивановича Бухарина, соратника Ленина. В институте её называли уважительно «старой большевичкой». И она, послушав его всего несколько минут, вдруг перебила и сказала: