Явление Пророка

И там, в короне солнечных лучей, его ждет сам Господь, которого играет, конечно, улыбчивый Леонардо Ди Каприо. Это Он с помощью русских Су-30СМ изменил курс летающих шаров и в очередной раз спас Израиль.

Конец фильма.

Файл № 54. 1979 год, СССР

Перевод подслушанного телефонного разговора молодого американского консула Гарри Катса с отцом, дежурившим в Белом доме, уже через двадцать минут лег на стол Юрия Владимировича Андропова. Прочитав его, Андропов снял трубку с красного телефона с гербом СССР на диске…

А назавтра маленький пассажирский самолет «Ан-12», вылетев из Котласа, на предельной крейсерской скорости 600 км в час пронёсся над плешивой тундрой, устланной редким ельником, тающими ледяными торосами и исправительно-трудовыми лагерями. Пролетев над Обью, самолет сел в аэропорту Салехарда, и вместе с другими пассажирами из него по короткому трапу спустилась Инна Левина – похудевшая после новой голодовки, с тяжелыми сумками в руках. Раздолбанный и неотапливаемый автобус провез ее через город к спуску к Оби, и по дороге Инна изумленно дивилась на этот «город» с низенькими доисторическими домишками, деревянными тротуарами и – самое диковинное – оленьими упряжками и нартами, которые на металлических и даже на деревянных полозьях катили по оттаявшей земле. На этих нартах восседали ненцы в оленьих малицах и оленьих же сапогах-«кисах». А русское население – геологи и нефтяники – раскатывали тут на гусеничных вездеходах…

Пассажирским паромом через трехкилометровый разлив Оби Инна переправилась на другой берег, в Лабытнанги, и за восемь рублей в кабине водителя грузовика «Урал-375Д», который огромными, в цепях, колесами кромсал оттаявшую заполярную тундру, добралась до ИТУ № Т/432 – лагеря, где сидел ее муж. По пути лихой оспатый водила в черной кожанке и собачьем треухе пытался дознаться, не продаст ли она ему финский сервелат или еще что из московских деликатесов («А сюда из Москвы все, кто к зэкам приезжают, сервелат им тащат, а ты ж московская, я по сапогам узнал!») Но Инна не раскололась: «Ты вези спокойней! Дорога ишь какая – лед сплошной!»

Огромный «Урал» привез ее к лагерной проходной, но не уехал – водитель, не выключая ревущий мотор, стал ждать «чем дело кончится» и не обломится ли ему «хоть палка сервелата».

На рев мотора на проходную вышел сам майор Удоев, и Инна сообщила ему, что приговор Борису Левину пересмотрен, дело прекращено за недостаточностью улик.

– А я ничо не знаю, – сказал Удоев. – Пока приказ не придет…

– Но в киевском КГБ мне сказали…

– Чё мне твое киевское ГБ?! – перебил Удоев. – Передачу можешь сдать, но пока не придет письменный приказ…

– Я жена! – сказала Инна. – Нам положено свидание.

– Свидание раз в год. А ты тут была зимой, полгода назад, – отмахнулся Удоев и ушел в лагерь.

За «полпалки» сервелата водитель «Урала» отвез Инну в вохровский поселок, где она сняла комнату в щитовом домике многодетного офицера-охранника. А опытный Удоев, на всякий случай, включил ночью «Спидолу», и по «Голосу Америки» узнал, что «после третьей голодовки жены “узника Сиона” Бориса Левина, под давлением мировой общественности и накануне встречи лидеров сверхдержав советские власти отменили его приговор, Левин должен выйти на свободу в ближайшие дни, до встречи Брежнева с Картером».

В семь утра, когда в сопровождении охраны и собак колонну заключенных выводили на работу, Инна увидела своего мужа. Но выйти к ней из колонны вохровцы ему не позволили, он лишь махнул ей рукой и вместе со всеми ушел в тундру стучать кайлом. Инна хотела пойти за колонной, но тридцатилетний старлей – дежурный по КПП – сказал ей негромко:

– Никуда не ходите, ждите Удоева. Сейчас приедет…

Видимо, и этот старлей слушал по ночам «вражеские голоса».

Через двадцать минут, действительно, приехал на «газике» майор Удоев и, увидев Инну, сказал ей не вчерашним, а совсем другим тоном:

– Приказа еще нет. Но мы тут не звери, даю вам свидание с мужем. Пошли со мной.

И через проходную привел Инну в «комнату для свиданий», которая была в том же помещении КПП. Комната была маленькая, с одним окошком, забранным стальной решеткой, но чистенькая – крохотный столик, два табурета, солдатская койка с соломенной подушкой и суконным одеялом. Из стены выступал полукруг теплой печки, которую топили снаружи, из коридора.

– Здесь можете подождать. Это вы сорок дней голодали?

– Я…

– Сейчас дневальный принесет вам чай и офицерский завтрак. Отдыхайте.

И, пряча глаза, Удоев ушел.

После рабочего дня Борис вернулся с колонной в лагерь и тут же направился в комнату для свиданий. Оба поразились, как изменились внешне, но постарались не показать этого. Крепко обнявшись, они, замерев, молча простояли в обнимку несколько долгих минут. Так Енисей сливается с Ангарой в единый поток, так родственные души срастаются в единую суть. Потом Инна сообщила Борису решение киевского Управления КГБ: она с детьми может уехать в Израиль хоть завтра, и Борис выходит на свободу, но Израиль ему не светит еще три года – у него секретность.