Явления душевной жизни человека после его телесной смерти

Наконец, и чувство вкуса у грешника не останется без мучительной боли. Вкусом своим он будет испытывать отвратительную горечь от адского огня, и вместе с тем нестерпимую жажду, так как огонь, опаляющий его снаружи, будет и для внутренности его как бы пищей: пошли Лазаря, да омочит конец перста своего и остудит язык мой [110], слезно просил из преисподней Авраама богач. Будет грешник чувствовать вкусом своим и яд аспидов под устами своими [111] может быть, за то, что недостойно причащался тела и крови Христовой.

Что грешник сохранит чувства души, видно из слов Спасителя: бойтесь более Того, Кто может и душу и тело погубить в геенне [112]. Если погубляется в геене не только тело, но и душа, значит, душа там останется живой и сознательной; значит, будет припоминать, мыслить и чувствовать. Да, в одном и том же вечном времени соединится для грешника действительная жизнь с прошедшим и настоящим и будущим временем. Чтоб приблизительно представить себе, что он будет чувствовать там душевными способностями, допустим его разговор в аду с самим собой, или предположим будущие его воспоминания, будто произносимые вслух.

Обратим прежде внимание на прошедшее его время. Так, например, безбожник, вспомнив свою жизнь, скажет себе: «Еще и намеренно я подавлял в себе религиозные убеждения». Истины веры сами о себе говорили моей душе, но я искал таких книг и таких людей, которые бы убедили меня в противном, т. е. что будто нет Бога и будущей жизни. Теперь же я вижу, что есть Бог. Не хотел я знать его добровольно: теперь познаю его невольно. Теперь самым делом я убеждаюсь в безумии прежних моих рассуждений, например, будто «душа ничего не значит, будто человек только материя, или состав плоти и крови, которые навсегда разрушаются с его смертью». Еще: «как многих я заразил своим вольномыслием и неверием! Как бесстрашно входил в церковь, в которую между тем другие входили с благоговением! Как презирал священников, смеялся над всякой святыней, и таким образом безумно лишал сам себя спасительной благодати!» – Упорный раскольник припомнит себе: «Сколькими увещаниями пренебрег я! Не хотел верить и самым очевидным доказательствам православной истины! Отверг и перед самой смертью исповедь и св. причащение, которые предлагали мне принять мои близкие, но от которых отклоняли меня «наставники» по расколу. Был я призываем в церковь, как в ковчег Ноев: но вместо законных священников захотел лучше слушать таких же невежд или, по крайней мере, мирских людей, как и я сам. И вот, теперь я очутился за спасительным ковчегом, утопаю в потопе огненном!»

Идолопоклонник вспомнит о бездушных истуканах, которым поклонялся вместо Бога… Вспомнит и сребролюбец о своих деньгах и имуществе, которые теперь также полагает себе вместо Бога, почему и называется идолопоклонником. Сластолюбец, который в этой жизни веселится все дни светло [113], смотрит на эту жизнь, как только на срок для того, чтоб наслаждаться всевозможным образом, там почувствует на самом деле силу священного текста: плоть и кровь царствия Божия наследовать не могут. Он спросит сам себя: «Где эти пиры с музыкой? Где повседневные вечера для ненужного отдыха, с игрой в карты, с бегством от своей семьи? Где те, которые гостили у меня в столь великом довольстве, что и обливались вином? Где женская красота?» Упорный гордец вспомнит, сколько от его гордости, которую теперь он проявляет различно и властолюбием, и недоступностью, и раздражительностью, и честолюбием, и презрительным обхождением с другими, – вспомнит, сколько же от его сатанинской гордости пострадали другие. В настоящее время он и минуты не хочет послушать, когда кто думает пробудить в нем совесть, начнет высказывать ему правду прямо или только в скромных выражениях: он бежит от правдивой речи и затворяет за собой дверь, так что и нет возможности когда-либо передать ему истину, вывести его из заблуждения. Но там он будет связан по рукам и ногам, так уже поневоле выслушает все обличения от своей совести.

Богохульник вспомнит, как он небрежно и дерзко употреблял имя Божие в разговорах, письме и напрасной божбе; как далее сквернословил имя Божие, оставшись по долготерпению Божию не пораженным в ту же минуту; как называл своим «ангелом» женское лицо, к которому имел нечистую любовь и с которым далее жил развратно. Клятвопреступнику придут на память его многие присяги, которые он без всякого страха принимал и с сознанием нарушал, еще его обеты перед Богом и уверения других, в чем именем Божиим, которых и не думал исполнить. Кощунствовавший вспомнит все случаи, когда обращал в шутку и смех церковные службы, святые иконы и священнослужителей.