Явления душевной жизни человека после его телесной смерти

Однажды, в сумерки, г-жа Узатис видит кого-то, входящего к ней в комнату. – «Это ты, Ариша?» – спросила она, думая, что это пришла женщина, прислуживавшая ей, но, не получая ответа, старушка стала вглядываться в подходящую к ней ближе особу и, узнав вошедшую, пошла ей навстречу, радостно воскликнув: «Голубушка моя, Екатерина Андреевна, давно ли вы приехали?!…» Но та, к которой относились эти слова, попятилась немного назад от распростертых объятий старушки, почти касавшихся ее, и вдруг исчезла. Видение свое г-ж Узатис тогда же рассказала нескольким лицам, описывая, в каком костюме ей «почудилась» Е. К. Ш-ская:… «Широкий, распашной серый капот, отделанный малиновым… На голове белый чепчик…»

Несколько времени спустя муж покойной, имея поместье в нашей губернии, проездом через Симбирск навестил г-жу Узатис. Когда она стала ему рассказывать о том, что, не зная еще о смерти его покойной жены, она видела Е. А. вошедшею в комнату, где никого, кроме самой г-жи Узатис, не было, и стала описывать одеяние покойной, Ш-ский резко остановил старушку:

– Тут, во всяком случае, не все верно! – сказал он. – Правда, покойную одели в серый шелковый капот, действительно, отделанный малиновым, который я, по её желанию, готовым купил ей незадолго до её кончины, но она носила его всегда с кушаком, купленным при капоте, и умершая была им, конечно, подпоясана. Если предположить, что, действительно, это она вам явилась в том именно одеянии, в котором её положили в гроб (чепец тюлевый, действительно, был на нее надет), то на ней непременно должен бы быть и кушак!…

– Уже не знаю, почему она явилась мне без кушака, но я видела её в капоте, который не был подпоясан и широко развевался на ней! – стояла на своем г-жа Узатис.

По возвращении в Петербург к своей осиротевшей семье, переехавшей туда после кончины матери, г-н Ш-ский, которого все-таки поразило то, что его покойная жена показалась в том, приблизительно, костюме, в котором её одели уже мертвую, обратился к горничной, бывшей при Е. А. до самой последней минуты её жизни:

– Дуняша, капот, в который ты одела покойную, имел кушак, и ты им ведь подпоясала ее, не так ли? – спросил он. Немного оторопев, Дуняша отвечала:

– Да, – кушак, действительно, был… Но… я забыла надеть его неё. Α… Я была так растеряна, что забыла о кушаке… Пожалуйста, простите меня!

– Где же этот кушак?! – более и более удивленный, спросил г-н Ш-ский.

Дуняша пошла в комнату, где хранились сундуки с вещами, и принесла именно тот малиновый шелковый шнур с кистями, составлявший принадлежность достаточно хорошо знакомого г-ну Ш-му капота, приобретенного им самим по желанию уже почти умирающей жены, вдруг пожелавшей иметь новое платье, временно почувствовав некоторое улучшение, как это бывает с чахоточными.

В то время я была в Петербурге и рассказ этот слышала от самого г-на Ш., находившегося тогда под первым впечатлением этого факта, сильно поразившего его.

Подробности туалета в этом случае имеют огромное значение. Явись Е. А. Ш-ская в каком-либо знакомом г-же Узатис платье, г-н Ш. мог бы подумать, что старушка заснула и во сне видела его покойную жену. Но в том-то и дело, что о серого цвета капоте, именно распашного фасона, и, главное, об отсутствии кушака г-жа Узатис ничего не знала. Эти детали туалета проявившейся г-жи Ш. послужили верным доказательством (дали test, как выражаются англичане) появления именно этой отшедшей. «Кушак», как ничтожен он ни был сам по себе, сыграл большую роль в жизни г-на Ш., взгляды которого внезапно получили другой оборот, и умер он, вполне веря, что индивидуальная жизнь не имеет предела.

Кстати, упомяну о том, что за несколько дней до своей кончины г-н Ш. предсказал день и час своего перехода в иной мир, объясняя это тем, что его «Катя» обещала ему (он видел её во сне) за ним прийти именно тогда-то; и что, по-видимому, покойная исполнила свое обещание, потому что, радостно произнеся её имя, умирающий испустил свой последний вздох.

Для тех, кто живет внешнею жизнью, кто исключительно занят обыденными предметами, все это покажется «чепухой», на которой не стоит останавливаться ни единой секунды. Пусть они так думают до поры, до времени. Настанет и для них «час», когда мысли их примут более духовный оборот, и они перестанут считать «вздором» все то, что не относится исключительно к вопросам о хлебе насущном и о земном благополучии.

Прочитав о явлении покойной Е. А. Ш-ской; читатели вправе возразить.

«Почему же, вместо того, чтобы проявиться старушке Узатис, она не показала себя своему мужу, самому ей близкому человеку на земле?… Почему не детям своим?…"