Язва

Я, Анг'Ри, не помнящий отца,
Пришедший из ниоткуда,
Я услышал голос космоса.
Это могучий голос — он звучит
На вершинах гор, на равнине и в пространстве —

И все окружающие предметы становятся для меня прозрачными,
Как будто это утренние звезды.

И я увидел:
Планета, на которой я стою,
Всего лишь выброшенный бильярдный шарик,
Который вертится под влиянием гравитации.

И я увидел:
Созвездие под названием Бездна Лебедя —
Всего лишь куча шаров, затягиваемых
Притяжением пустоты…

Это пиявка, которая сосет бесконечность,
Это дверь, открытая в смежные миры.
Все они нам чужие, и все они наступают на нас
И завоевывают космос.

Столько миров, сколько точек может уместиться
На острие самой тонкой иголки.
Неисчислимое количество:
Здесь все миры, которые только можно себе представить,
От трансгалактических радиотуманностей
До черных миров антиматерии,
Считая планеты, где условия пригодны для жизни,
Где воздух такой мягкий,
Где под единственной луной
Созревают земные плоды…

Но увы! Зло пришло к нам,
Оно распахнуло бездну,
В которую мы падаем —
Мы падаем…
ПАДАЕМ…

Ах! Пусть придет тот,
Кто может вывернуть вселенную,
Как перчатку!
Чтобы зло обрушилось
На другую сторону!

И молот падал и падал на медный щит в ритме пламенных строф.

Казалось, что вся гора взывает о помощи…

Виллис думает:

Щит трепещет, как огромное сердце, взятое в плен мраком, — взывая, умоляя, и концентрические волны расходятся по всей планете.

И все больше чудовищ сжигается у скал, как будто горят внутренности Антигоны, запущенные в огненную реку, — все черные и мерзкие твари, которые осаждают единственную обитель гуманоидов в этом затерянном углу вселенной. Горстка гуманоидов, которой командует Лес, защищает ее. Тот самый Лес, который всегда был яростным ангелом, бойцом бесконечности. А против него — поднимаясь из открытых бездн — это медленное и глубокое всасывание, этот космический голод, который притягивает к себе целую планету, еще удерживаемую силами гравитации на границе антимира…

В разгар боя решили собрать небольшой совет, чтобы определить, должны ли мы покинуть первую линию кратеров со стороны равнины. Конечно, оставаться там больше нельзя — скалы раскалились, но нас беспокоит судьба этих проклятых в канавах и в кратерах… Я осмотрелась и подумала, что мы еще неплохо выглядим. Однако, многих здесь нет: Гейнц и наши последние пассажиры заняты у дезинтеграторов, а Анг'Ри — у щита. Собрались в основном полукалеки: прихрамывающий Морозов, Валеран с рукой на перевязи, Талестра с обожженными ресницами и огромным волдырем на носу. А сама я шатаюсь от усталости. И все покрыты кровью, как мясники.

Пещера, где мы собрались, раньше была, скорее всего, залом заседаний: вдоль стен стояли грубо вылепленные сиденья, а в глубине — нечто вроде трибуны. Лес смотрел на нас оттуда — как всегда спокойно и холодно. Он даже не стал проводить анализ ситуации — и правильно, что не стал. А Морозов прямо-таки светился от радости, и это раздражало. И Талестра не выдержала:

— Небо падает на наши головы, — сказала она, — а ночные смерчи опустошают склоны. Антигона засасывается бездной вместе с нами. А у вас такое лицо, как будто это праздник! Будьте немного сдержаннее, прошу вас!

— Ты не понимаешь, — отвечал он. — Мы наконец-то получили результат.

— Объяснись, — сказал Лес абсолютно спокойно.

— Пожалуйста, — кивнул Морозов. — Это очень просто: Талестра права, эта планета гибнет, а мы приговорены — на нас наступает всякая нечисть с одной стороны, а смерчи — с другой. Однако ясно, что силы мрака боятся нас.

Валеран как ни в чем не бывало курил свою сигарку из схрауи. Он был сейчас мысленно за сотни тысяч километров от Антигоны…

— С чего вы это взяли? — поинтересовался Валеран.