Языческие святилища древних славян

Все углубленные объекты раннего периода были оставлены и засыпаны землей, забросаны камнями. Более поздние материалы XII – первой половины XIII в. происходят с капища и из жертвенника, где находился и обломок стеклянного браслета. Поздние обломки посуды есть и в длинном доме 2. Все эти объекты существовали длительное время, святилище посещали, перед идолом совершали обряды, приносили жертвы, собирались сходки в общественном доме, что продолжалось до середины XIII в.

Третье городище, Говда, входившее в состав культового центра на Збруче, также использовалось с рубежа X–XI вв. вплоть до середины XIII в. Заполнение его широкого внутреннего рва, в котором слои жертвоприношений, состоящие из угля, пепла, битой посуды, костей животных, перемежались со стерильными прослойками из глины и каменными вымостками, делится на три хронологических периода. В самом нижнем слое содержится керамика X–XI вв. и найдено калачевидное кресало с язычком X–XI вв. (Колчин Б.А., 1959. С. 99). Средний горизонт по керамике датируется XII в., тогда как самый верхний горизонт относится к XII – первой половине XIII в. Эта дата определяется по керамике и по наконечникам стрел. Три из них относятся к типам 42, 46, 52, датирующимся очень широко, с VII до XIII в., но стрелы типа 95 имели хождение лишь в XII–XIII вв. (Медведев А.Ф., 1966. С. 66–70, 84). Наиболее узкую и конкретную дату дает литой оловянисто-свинцовый перстень с изображением птицы на щитке, имеющий аналогии в Новгороде в слое 20–30-х гг. XIII в. (Седова М.В., 1981. С. 137).

Все три городища-святилища Богит, Звенигород и Говда, составлявшие культовый комплекс на Збруче, возникли приблизительно одновременно на рубеже X–XI вв., существовали до середины XIII в., а Звенигород функционировал еще во второй половине того же века.

III. Обряды и верования

Многообразие в характере и конструкции культовых памятников, в их величине и в составе жертвоприношений отражает разное назначение этих объектов и своеобразие обрядов, в них совершавшихся. Конечно, следы далеко не всех обрядов могли сохраниться на археологических памятниках, но всё же по многим материальным свидетельствам можно в какой-то мере восстановить древние ритуалы, которые, с одной стороны, иллюстрируют и подтверждают данные письменных источников, наполняют их конкретным и, что не менее важно, хронологическим содержанием, а с другой стороны, дают дополнительные новые сведения о языческом богослужении. В свою очередь обряды отражают различные стороны верований и мировоззрения славян, по ним можно судить о высшей мифологии (Токарев С.А., 1957. С. 110–114).

Понять характер обрядов, совершавшихся на святилищах, и объяснить значение приносившихся там жертв можно только предположительно, учитывая при этом возможность разных толкований. Это связано как с отрывочностью дошедших до нас источников, так и с многогранностью и противоречивостью многих верований и обрядов. Как заметил А.Я. Гуревич, «чуждые нам система взглядов и строй мыслей, господствующие в ту эпоху, подчас с трудом доступны современному сознанию» (1984. С. 19).

Главными составными частями языческого богослужения у славян были моления, жертвоприношения и гадания, завершались все эти действа всеобщим пиром, пением и плясками, что известно из многочисленных известий и описаний. И.И. Срезневский считал, что обряды, совершаемые при богослужении, собственно одинаковы у всех славян и дополняются лишь местными и временными особенностями (1846. С. 63, 104; 1848. С. 32). Это положение подкрепляется выводами современных исследователей о том, что славянская мифология, несмотря на локальные варианты, долго сохраняла основные общеславянские характеристики (Мифы народов мира, 1982. С. 450). Эти выводы подтверждаются и археологическими данными – широким распространением по славянским землям более или менее одинаковых культовых памятников и сооружений на них.

Глубокие корни славянского язычества, уходящие в отдаленную древность (Рыбаков Б.А., 1981, с 604), сохранение индоевропейских мифологических традиций (Иванов В.В., Топоров В.Н., 1974), близкие черты с верованиями соседних народов (как считает Н.И. Толстой, «почти все признаки объединяют славянскую духовную культуру со многими родственными и соседствующими культурами и традициями Евразийского континента» (1989. С. 16)) – всё это позволяет искать довольно отдаленные по времени и пространству аналогии и объяснения славянским обрядам и, во всяком случае, с полным правом привлекать для этого сведения о религии западных славян, содержащиеся в немецких хрониках.