Языческий алтарь

Теперь придется вспомнить, как ни противно, мсье Альбера, роль которого в этой истории еще далеко не завершена. Весной 1938 года его положение при мадам Гортензии резко пошатнулось, когда к ней в дверь позвонили четверо молодцов в костюмах как у принца Уэльского, в горчичных шляпах с черной лентой и заостренных, как оливки, башмаках. Выпускники чикагской школы, они предложили ему выматываться до полуночи, а на его возражения ответили тем, что наставили на его шелковый бордовый жилет четыре «берреты» с дырчатыми охладителями ствола и двойной гашеткой, какими вскоре вооружились солдаты Муссолини. Не располагая столь же внушительными аргументами, сутенер поспешно поместил свою матушку в приют и покинул город в компании раздражительного попугайчика, прихватив, кроме него, только laguiole с восьмисантиметровым лезвием, флакон концентрированной серной кислоты, короткую дубинку из черного каучука и порошки «Корк» от изжоги.

Любой, как известно, всегда рано или поздно возвращается к тому, что у него лучше всего получается. Мсье Альбер недолго разыскивал страждущие души и вскоре был принят в лучшем обществе одного восточно-французского города, название которого я утаю, чтобы не повредить его репутации. Местная полиция закрывала на его деятельность глаза. Впрочем, бригада защиты нравов положила конец процветанию сводника, и он после долгого судебного процесса оказался в парижской тюрьме Санте. Примерным поведением осужденный Альбер-Клови Ратавэн добился освобождения за несколько дней до Арденнского прорыва 18 мая.

В Париже властвовала весна. На террасах кафе красовались женщины в невесомых цветастых платьях. Продавцы газет выкрикивали последние новости. Петен – вице-президент Совета! Мсье Альбер не интересовался политикой, к тому же ему было не на что приобрести газету. В синем летнем костюме он потел, как улитка, и был сам себе противен.

Короткий визит в квартал Пигаль позволил ясно понять, что ему не под силу потеснить новых хозяев улицы, перенявших, как и южане, американские методы. Он уже полагал, что с его ремеслом покончено, когда столкнулся на бульваре Рошфор с проституткой по кличке Слива, которую он сам обучил профессии десятью годами раньше. Пленительные воспоминания! Что с того, что однажды ему пришлось прижечь ей сигарой живот за леность и непослушание! Слива узнала его не сразу: один глаз, плешивость, яичный желток на пиджаке. Она великодушно привела его в бар на улице Бланш, угостила круассанами и разбавленным пивом и призналась, что рада его повидать, ведь он напомнил ей о глупостях молодости. Однако она задохнулась от гнева, когда он предложил ей возобновить сотрудничество на прежних условиях.

Впервые за всю карьеру Альберу, к которому никто уже не обращался «мсье», пришлось, как клошару, ночевать в метро, на станции Бертен-Пуаре рядом с Центральным рынком, где всегда можно было утолить голод капустными кочерыжками, гнилыми фруктами и объедками из кафе. На следующий день, мучаясь от боли в желудке, он в мерзком настроении потащился на набережную, где старушка, видя, как ему худо, ссыпала ему в ладонь милостыню – несколько монет. Лиха беда начало. Он стал сознательно протягивать руку и скоро смог сам заказать себе сандвич и стакан разливного вина. Несколько работяг за стойкой уверяли, что немцы рвутся к Парижу. Он машинально потащился за какой-то вдовой, шагавшей в сторону собора Нотр-Дам, но потерял ее из виду в огромной толпе на паперти. Что происходит? Благодарственный молебен? Нет, подготовка к чуду!

За неимением бронетанковых дивизий, которых тщетно требовал полковник де Голль, Париж взял наперевес свое секретное оружие: мощи святой Женевьевы, однажды остановившие Аттилу! В присутствии Поля Рейно, Петена и руководителей правительства отряд французских бойскаутов медленно двигался по собору со святой ракой следом за большим распятием и духовенством в мантиях. Сам маршал преклонил колена, когда верующие затребовали с колен помощи от святых Мишеля, Дени, Марселя, Реми, Жанны д'Арк и девы Лютеции, покровительницы Парижа.

На залитой солнцем соборной паперти толпа стоя, но не менее ревностно, подхватила молитву. Несколько женщин лишились чувств. Альбер обвинил в происшедшем слишком тесные, учитывая жару, корсеты и был среди добровольцев, бросившихся расстегивать бедняжкам пуговицы. В мгновения сентиментальной неотложности он всегда становился жертвой самаритянского соблазна, зато не упускал шанс проявить свои недюжинные познания по части дамского нижнего белья.