Языческий лорд

Он показал большим пальцем в сторону рабов, занимающихся новым кораблем.

— Они назвали мне его имя. Если оно тебе не нравится, всегда можешь его поменять.

— Менять имя кораблю — это к несчастью, — сказал я.

— Нет, если девственница помочится на днище, — заявил Кенрик, а потом помолчал. — Что ж, с этим могут быть сложности.

— Я сохраню его имя, если куплю.

— Он отлично сделан, — неохотно признал Кенрик, как будто сомневаясь, что какой-то фриз может строить так же хорошо, как и он сам.

Но фризы были прославленными кораблестроителями. Корабли саксов были слишком тяжелы, как будто мы боялись моря, но фризы и норманны строили более легкие корабли, которые не рассекали волны, а будто парили над ними.

Это, конечно, была чепуха, даже такой изящный корабль, как Полуночник, был нагружен балластом из камней и мог парить над волнами не лучше, чем я летать, но в его строении было какое-то волшебство, из-за чего он казался легким.

— Я собирался продать его королю Эдуарду, — сказал Кенрик.

— Он не захотел?

— Недостаточно большой для него, — Кенрик с отвращением сплюнул. — Западные саксы всегда одинаковы. Им нужны большие корабли, а потом они удивляются, что не могут угнаться за датчанами. Так куда ты собрался?

— Во Фризию, — ответил я. — Может быть. Или на юг.

— Отправляйся на север, — предложил Кенрик.

— Зачем?

— На севере не очень-то много христиан, господин, — лукаво произнес он.

Значит, он знал. Может, он с должным уважением и называл меня господином, но знал, что удача повернулась ко мне спиной. Это повлияет на цену.

— Я становлюсь слишком стар для дождя, снега и льда, — заявил я, а потом спрыгнул на палубу Полуночника. Он затрепетал под моими ногами.

Это был боевой корабль, хищник, построенный из плотного фризского дуба.

— Когда его в последний раз конопатили? — спросил я Кенрика.

— Когда я чинил обшивку.

Я вытащил две палубные доски и посмотрел вниз, на камни балласта. Там плескалась вода, но это было неудивительно для корабля, которым не пользовались.

Имело значение лишь то, была ли это дождевая вода или соленая, принесенная вверх по реке приливом. Уровень воды был слишком низок, чтобы до нее дотянуться, так что я плюнул и наблюдал, как капля слюны плыла по темной воде, сделав вывод, что она пресная.

В соленой воде плевок растекается и исчезает. Значит, это был крепкий корабль. Вода в трюме была пресной и появилась из облаков, что плыли наверху, а не из моря снизу.

— Он очень прочный, — сказал Кенрик.

— Корпус нужно почистить.

Он пожал плечами.

— Я могу этим заняться, но верфь занята. У меня много работы.

Я могу найти какой-нибудь пляж и сам всё сделать между приливами. Я взглянул на эллинг Кенрика, где темнело маленькое торговое судно.

Оно была размером в половину Полуночника, но почти столь же широко. Похоже на бадью, созданную для перевозки тяжелых грузов вдоль побережья.

— Хочешь взамен это? — спросил Кенрик весело.

— Это одно из твоих?

— Я не строю такое дерьмо. Нет, оно принадлежит одному восточному саксу. Ублюдок задолжал мне. Я сломаю его и использую древесину.

— Так сколько за Полуночника?

Мы поторговались, но Кенрик знал, что может диктовать условия, и я переплатил. Мне также нужны были весла и веревки, но мы условились о цене, и Кенрик поплевал на руки и протянул одну из них мне. Я поколебался, а потом пожал его руку.

— Он твой, — объявил он, — и может, он принесет тебе удачу, господин.

Я стал владельцем Полуночника, корабля, что был построен из дерева, срубленного в полночь.

Я снова стал капитаном. И направлялся на север.

Часть вторая Полуночник

Глава третья

Я любил эту дорогу китов, эти длинные волны и ветер, окутывающий весь мир брызгами, любил, как нос корабля зарывается во вздымающееся море, и капли соленой воды на парусах и древесине, и зеленое сердце великого моря, что перекатывалось позади корабля и угрожающе поднималось, барашки на гребнях волн, и как уходит вверх корма, а корпус ныряет вперед, и море вскипает по бокам корабля, а волны прокатываются дальше.

Я любил носящихся над серой водой птиц, ветер, столь же дружественный, как и враг, поднимающиеся и опускающиеся весла. Я любил море. Я прожил довольно долго и был знаком с превратностями судьбы, заботами, что висели тяжким грузом на человеческой душе, и печалями, от которых появлялась седина в волосах и тяжесть на сердце, но все это отлетало прочь на дороге китов. Лишь в море человек ощущал себя по-настоящему свободным.

Понадобилось шесть дней, чтобы уладить дела в Лундене, главным из которых было найти место, где семьи моих воинов могли бы жить в безопасности. У меня были в Лундене друзья, и хотя христиане поклялись уничтожить и убить меня, Лунден был великодушным городом.

Его переулки были тем местом, где могли найти приют странники, и хотя там и происходили волнения, а священники проклинали других богов, большую часть времени жители были предоставлены сами себе. Я много лет провел в этом городе, командуя его гарнизоном и отстраивая римские стены старого города, и у меня здесь остались друзья, которые пообещали присматривать за нашими семьями.