Языческий лорд

— Это твой муж послал людей, чтобы захватить семью Кнута Ранульфсона? — спросил я.

— Что он сделал? — изумилась она.

— Кто-то притворился мной и захватил его жену и детей.

Она нахмурилась.

— Откуда ты знаешь?

— Я только что вернулся из его дома.

— Я бы услышала, если бы Этельред учинил подобное, — сказала она. Среди придворных мужа у нее были свои шпионы, так же как и у него — среди ее окружения.

— Кто-то это сделал, — произнес я, — и то был не я.

— Другие датчане, — предположила Этельфлед.

Я вложил Вздох Змея обратно в ножны.

— Ты думаешь, что в Мерсии было так спокойно в последние десять лет, — сказал я, — потому что война окончена. Она не окончена. У Кнута Ранульфсона есть мечта, он хочет, чтобы она сбылась до того, как он состарится. Так что хорошенько присматривай за пограничными землями.

— Я этим уже и занимаюсь, — теперь ее голос звучал менее уверенно.

— Кто-то мутит воду, — заявил я. — Уверена, что это не Этельред?

— Он хочет атаковать Восточную Англию, — ответила она.

Настал мой черед удивиться.

— Чего он хочет?

— Напасть на Восточную Англию. Его новой женщине должны понравиться болота, — в ее голосе чувствовалась горечь.

Но нападение на Восточную Англию имело определенный смысл. Это было одно из потерянных королевств, отданных датчанам, и оно лежало рядом с Мерсией. Если Этельред смог бы захватить эти земли, то получил бы их трон и корону.

Он стал бы королем Этельредом, получил бы фирд Восточной Англии и ее танов и стал бы столь же могущественным, как его шурин, король Эдуард.

Но в нападении на Восточную Англию была одна проблема. Датчане к северу от Мерсии могли бы прийти на помощь. Это была бы уже не война между Мерсией и Восточной Англией, а война между Мерсией и всеми датчанами Британии, война, которая и Уэссекс вовлекла бы в сражение, опустошившее бы весь остров.

Если только не заставить датчан на севере сидеть тихо, а что могло бы лучше послужить этой цели, как не захват в заложники жены и детей Кнута, которыми он дорожил?

— Это наверняка Этельред, — произнес я.

Этельфлед покачала головой.

— Я бы это знала, коли так. И кроме того, он боится Кнута. Мы все его боимся, — она печально поглядела на горящие постройки. — Куда ты направишься?

— Подальше отсюда, — отозвался я.

Она протянула свою белую руку и притронулась к моей.

— Ты глупец, Утред.

— Знаю.

— Если будет война, — неуверенно произнесла она.

— Я вернусь.

— Обещаешь?

Я коротко кивнул.

— Если будет война, — сказал я, — я защищу тебя. Я поклялся в этом много лет назад, и мертвый аббат не изменит эту клятву.

Она повернулась, чтобы еще раз взглянуть на горящие постройки, и показалось, что от огней пожара ее глаза увлажнились.

— Я позабочусь о Стиорре, — пообещала она.

— Не позволяй ей выходить замуж.

— Она готова к этому, — возразила она и вновь обернулась ко мне. — Так как я тебя найду?

— Ты не найдешь, — ответил я. — Я сам найду тебя.

Она вздохнула, а потом развернулась в седле и сделала знак Этельстану.

— Ты едешь со мной, приказала она. Мальчик посмотрел на меня, и я кивнул.

— Так куда ты поедешь? — вновь спросила она.

— Подальше отсюда, — повторил я.

Но я уже знал. Я поеду в Беббанбург.

Нападение христиан оставило меня с тридцатью тремя воинами. Некоторые, как Осферт, Финан и мой сын, тоже были христианами, но большинство были датчанами или фризами, последователями Одина, Тора и других богов Асгарда.

Мы вырыли тайник с золотом, который я закопал под домом, а после этого в сопровождении жен и детей тех воинов, что остались мне верны, отправились на восток. На ночлег мы остановились в рощице неподалеку от Фагранфорды.

Со мной была Сигунн, но она нервничала и мало разговаривала. Все они нервничали при виде моего мрачного и злобного расположения духа, и только Финан осмелился заговорить:

— Так что случилось? — спросил он меня, когда занималась серая заря.

— Я уже рассказал. Я убил проклятого аббата.

— Уитреда. Того, что проповедовал о святом Освальде.

— Безумие, — сердито произнес я.

— Возможно, так и есть, — отозвался Финан.

— Конечно, это безумие! То, что осталось от Освальда, захоронено на территории датчан, а они уже давным давно превратили эти кости в пыль. Они не идиоты.

— Может, они выкопали его, — сказал Финан, — а может, и нет. Но иногда безумие срабатывает.

— Что это значит?

Он пожал плечами.

— Помню, в Ирландии был святой, который проповедовал, что если бы мы только смогли сыграть на барабане с помощью бедренной кости святой Аттракты, бедняжки, то дождь бы прекратился. Тогда были наводнения, знаешь ли. Я никогда не видел такие ливни. Даже утки от них устали.

— Что произошло?

— Это создание выкопали, постучали в барабан ее длинной костью, и дождь закончился.

— Он все равно когда-нибудь бы закончился, — буркнул я.

— Ага, наверное. Но если нет, то пришлось бы строить ковчег.

— Ладно, убийство того ублюдка было моей ошибкой, — признал я, — а теперь христиане хотят превратить мой череп в кубок для эля.

Настало серое утро. Ночью облака поредели, но сейчас они снова сомкнулись и плевались дождем. Мы ехали по тракту, что вел через мокрые поля с побитыми ливнем рожью, пшеницей и ячменем.