Крестьяне смотрели на умерших родственников как на силу, способную вмешиваться в жизнь живых, оказывать на нее положительное или отрицательное воздействие, покровительствовать или вредить. По словам крестьян, покойники «являлись» живым и «беседовали» с ними о хозяйстве, узнавая о всех трудах и нуждах своего двора. Но они якобы способны нанести и вред крестьянскому хозяйству, если им не оказывать должного почтения и не приносить жертвы. Существовала поговорка: «Не помянешь родителей, они свое возьмут»[101]
.Память об умерших отмечалась в народе «родительскими» днями. Для поминовения усопших предков православной церковью было установлено семь вселенских панихид. Однако, как было замечено исследователями в конце XIX в., между церковными панихидами и народными поминальными сроками утвердился известный разрыв, который явился следствием расхождений между каноническим учением христианской церкви и утвердившимся в народной среде бытовым православием. Главнейшие народные поминки совершались на радоницу, в троицкую субботу и в Дмитриев день.
Народные поминальные сроки связывались с земледельческим трудом и жизнью природы. Большая часть поминальных дней относилась к весеннему периоду — времени пробуждения и оживления земли: суббота перед масленицей, прощальный день, пасха, радоница, троицкая суббота. Жертвоприношения мертвым были одновременно и кормлением земли. «Земля и находящиеся в ней покойники как бы сливаются в одно целое», — писал В. Я. Пропп[102]
. Эти обряды имели целью не только умилостивить и задобрить «родителей» как темную силу, но и почтить их и заручиться их поддержкой как добрых помощников.Поминовение умерших родственников сопровождалось характерными действиями: посещением могил, причитаниями, угощением «родителей» блинами, яйцами и другими съестными припасами, имеющими поминальное назначение. Во всех этих обрядовых действиях проступает отношение к покойнику как к живой и действенной силе. В сообщении о проведении Дмитриевой субботы, относящемся к середине XIX в., говорилось о том, что в этот день обыкновенно ходили на кладбище отслушать обедню, подать поминание и после обедни отслужить на могиле панихиду. «Этот обычай свято сохранился и доныне; и ныне отправляется ли кто в далекий путь или решается на женитьбу, то предварительно идет на могилы родителей поклониться праху их и испросить благословения»[103]
. В прощальное воскресенье после обедни прощались с умершими на кладбище; на пасху оставляли яйца на могилах родственников.Таким образом, представления и обряды, связанные с почитанием родителей и проникнутые преимущественно христианскими идеями (заупокойные панихиды, отпевания, поминальные дни), вполне отчетливо сохранили остатки более древнего пласта верований, пережитки дохристианского культа предков — поверья о душах, прилетающих на поминки, жертвенные обряды умилостивления.
Помимо «чистых» покойников — «родителей» — во многих местностях России были известны поверья и обряды, относившиеся к заложным покойникам, т. е. людям, умершим неестественной смертью. Само тело умершего преждевременной или насильственной смертью считалось нечистым, поэтому существовал запрет хоронить его в земле, основанный на поверье, что земля нечистого не принимает. Заложных хоронили вне кладбища, чаще на пустырях, в оврагах, на перекрестках дорог. Верили, что души заложных покойников находятся в распоряжении нечистой силы. Лешие, водяные, по народным поверьям ряда областей, — это не кто иные, как «бывалошные» люди, над которыми тяготело родительское проклятие[104]
.Особое место среди заложных покойников занимали дети, родившиеся мертвыми или умершие некрещеными. Поверья и обычаи, касающиеся смерти и похорон некрещеных детей, подверглись очевидному воздействию церковного творчества. Смерть некрещеных младенцев отмечалась крестами на перекрестках дорог. Как заметил Д. К. Зеленин, поверья о некрещеных детях во второй половине XIX в. носили христианский характер: «некрещеные дети жаждут креста и имени»[105]
. Их хоронили на перекрестках дорог, там, где могилы могли «крестить» люди. Перекрестки в то же время считались местом пребывания нечистой силы.