Язычник

Брякнуло железо, тускло мигнул лунный луч на выпуклости шлема, а потом внутренность избы разом осветилась багровым: третий вой сунул в узкое окошко зажженный факел. Как раз над лавкой, на которой спал Славка. Огненные мушки упали на шкуры, Славка быстро, пока не занялся мех, прихлопнул их ладонью левой руки. Правой он успел подтянуть под бок свой нож: неказистое, но хоть какое-то оружие.

– Вы что творите! – заголосила было хозяйка, но один из вошедших сердито рявкнул: «Помовчь!»

Хозяйка с дочкой спали в дальнем конце избы – вдвоем на одной лавке. При появлении чужих дочка проворно нырнула под холстину, но вой, ясное дело, ее углядел.

– Чужие в селе есть? – спросил он хозяина, одновременно окидывая цепким взглядом внутренность избы.

Смерд замешкался с ответом. Он уже вспотел от страха.

Тем временем взгляд чужака наткнулся на Славку.

Тому бы потупиться, но гордость гридня взыграла не вовремя: не проявил подобающего смерду смирения, глаз не спрятал.

– Нету, нету чужих! – закричала баба.

– А он – кто? – рявкнул второй, указав клинком на Славку.

Тот, что заглядывал в окно, сунул факел Славке едва не в лицо.

– Так это ж сынок наш, сынок! Не троньте его! – заголосила баба.

– Сынок, значит? – Вой упер меч Славке в грудь, а его приятель рванул на себя холстину, под которой укрывалась хозяйская дочка. Девка вцепилась в нее мертвой хваткой, потому вой сдернул ее с лавки вместе с холстиной. Девка взвизгнула, попыталась удрать к печке, но вой ловко поймал ее за косу.

– Я – первый! – объявил он.

Девка заверещала, ее мать вцепилась чужаку в руку, на которую тот намотал девичью косу. Вой пнул бабу ногой в живот.

Его приятель сильнее надавил мечом на Славкину грудь, а сам поглядел на хозяина избы… Нет, этот трепыхаться не станет. У него аж зубы ляскнули от страха.

Если по-умному, Славке следовало дождаться, пока чужаки начнут пользовать девку, а уж потом лезть в драку. Но взыграла гордость: что он за воин, если будет спокойно глядеть, как бесчестят тех, кто дал ему кров?

Славка, воспользовавшись тем, что вой отвлекся, вывернулся из-под меча, с силой пнул в бок его хозяина, перехватил запястье того, кто совал в окно факел, и, выхватив из-под бока нож, полоснул по сухожилиям. Тот заорал. Вой, отброшенный пинком, равновесия не потерял: удержался на ногах и безжалостно обрушил на Славку меч, но – без толку. Меч врубился в лавку и увяз в дереве. Славка сунул факел в бороду противника. Борода вспыхнула, противник взвыл и отскочил, бросив меч.

Второй вой выпустил девичью косу и кинулся на помощь соратнику. Славка метнул в него факел, уперся в лавку ногой – и вырвал клинок.

Вот теперь он почувствовал себя совсем хорошо!

Вой от факела, конечно, увернулся, но настроиться на настоящий бой не успел. Новгородский ополченец, почти без боевого опыта, он не сумел правильно оценить Славкины действия: все еще думал, что перед ним – деревенский увалень, пусть храбрый, но все равно не ровня настоящему воину. А смерду довольно сунуть клинком в рожу…

Хуже нет – в бою недооценить противника. Так учили Славку все: и дед Рёрех, и отец, и лучший из наставников детских – воевода Асмуд. Новгородца учили хуже.

Славка легко отшиб его меч боковым махом, ударил новгородца ногой в грудь, вынеся его во двор. Вой сверзился с крыльца, неловко, спиной и затылком. Славка крутнулся на месте и коротко кольнул мечом: гуманно прекратил страдания подпаленного, вогнав ему клинок под мышку, в просвет кольчуги. И сразу прыгнул вперед, в двери, перехватил меч двумя руками и сверху, сквозь кольчугу, вбил его в грудь ополченца, тут же выдернул, упершись ногой…

И замер.

Потому что понял: влип.

Так удачно и правильно начавшийся бой может закончиться очень даже неправильно.

Во дворе было довольно светло: стоявший по ту сторону тына человек держал факел – и поводья нескольких лошадей.

Еще один человек сидел на земле, пытаясь остановить кровь, хлещущую из порезанной руки. Эти двое не имели значения.

Они были не опаснее тех двоих, которых прикончил Славка.

К сожалению, был еще пятый.

Этот пятый стоял прямо перед Славкой, радостно осклабившись, поигрывая швырковым копьем.

Один взгляд на него – и Славке стало ясно: худо дело. Дорогу ему преградил матерый нурман в полном боевом облачении, с мечом на поясе, топором в петлице и щитом на плечевом ремне. Собственно, щит нурману был особо не нужен, потому что на нем был добрый пластинчатый доспех, просечь который можно хорошим топором или клинком особой ковки. Трофейный же меч Славки способен на такой «подвиг», только если нурмана крепко связать и положить на что-нибудь твердое.

– Неплохо бьешь, полочанин, – с сильным северным выговором произнес викинг. – Брось железо – и я тебя не убью. Мне нужен крепкий трэль. Такой как ты.

– А шел бы ты к своему Одину, волк нурманский! – по-нурмански посоветовал Славка.