Язычник

Илья при первом же тревожном крике поднялся на санях на колени, опоясался мечом и ножом. Улучив момент, соскочил с саней. Думал – замыкающие сани сами к нему подъедут. Не получилось, волки догнали лошадь раньше, пришлось полсотни метров бежать. В валенках да по снегу бежать неловко, и когда он добежал, несколько волков лошадь уже завалили и рвали ее на части.

Ездовой стоял на санях и отмахивался от волков топором. С разных сторон на него нападали два волка, и тулуп овчинный был уже разодран.

Илья понимал, что лошади не поможешь, ездового выручать нужно. И он с ходу ударил волчицу мечом, перебив хребет. Издав мощный рык, на него кинулся вожак стаи – Илья успел подставить под его зубы левый рукав. Волк впился, повис на рукаве – рука как в стальной капкан попала.

Илья ударил мечом сбоку и отрубил волку заднюю лапу. Эх, саблю бы сейчас! Меч хорош только для рубящих ударов, конец у него скругленный, тупой, и колоть им почти невозможно. А сейчас ему именно колющий удар нужен.

Илья бросил меч под ноги, выхватил боевой нож, всадил его волку в брюхо, провернул в ране и резанул к паху. У серого разбойника вывалились кишки, но зубы он не разжал.

Второй удар Илья нанес ему в шею. Хлынул фонтан крови, хватка мощной челюсти ослабела, и волк, разжав зубы, свалился замертво.

Краем глаза Илья успел увидеть, что ездовой еще отбивался. Одному волку он уже прорубил голову топором, и тот бился на снегу в агонии.

Илья перекинул нож в левую руку, а правой схватил со льда меч. В этот момент справа на него прыгнул молодой волк. Он метил в шею человека, но воротник полушубка помешал ему вцепиться, и зубы клацнули рядом с лицом. Волк упал на снег, а кинуться второй раз Илья ему уже не дал – ударил мечом и отсек голову.

Два волка из стаи еще драли лошадь, которая не подавала признаков жизни.

Илья помчался к саням. Одного из волков он с ходу ударил поперек спины, перерубив его надвое.

Ездовой уже едва стоял, покачиваясь. Тулуп и руки его были в крови – то ли волчьей, то ли собственной. Но Илья и сам выглядел не лучше: и на нем, и на ездовом овчинный тулуп и полушубок висели лохмотьями, изрезанные волчьими клыками.

Два уцелевших волка убегали от саней в сторону леса. На льду реки лежала зарезанная ими лошадь и волчьи трупы.

Илья осмотрелся. Обоза не было видно, и он выругался. Он надеялся, что обозники на помощь придут, а они струсили, бросили ездового на произвол судьбы. Да и лошадей нахлестывать не надо было, сами бежали на пределе возможностей.

– Тьфу ты! – Илья уселся на сани. – Утекли!

– Спасибо, выручил. – Ездовой уселся рядом. Руки его еще тряслись от пережитого напряжения и страха.

Они посидели молча, отходя, потом ездовой топором обрубил постромки на лошади.

– Что делать будем? – спросил Илья.

Уже стемнело, и другой обоз навряд ли появится. По ночам ездовые на постоялые дворы сворачивали.

– Христом богом прошу, не бросай! – взмолился ездовой. – До Новгорода верст десять осталось. Я не первый раз тут хожу, каждый поворот знаю.

– До утра сидеть будем? Давай уж лучше на берегу костер разведем, – предложил Илья.

– Другое предлагаю, – возразил ездовой. – Сани легкие – ткани у меня. Может, за оглобли возьмемся и к городу потянем? И согреемся, и в город придем. Выхода другого нет.

Илья раздумывал недолго, встал с саней.

– Оба разом!

Они дернули за оглобли и оттащили сани от лошадиной туши. В прорехи полушубка задувало, левая рука мерзла. Где-то варежки обронил, да разве найдешь теперь?

По накатанному пути сани двигались легко. Что утешало – на льду реки ни подъемов, ни спусков не было.

Часа за два они прошли половину пути, притомились и уселись на сани передохнуть.

– Кой черт меня в Новгород понес? – сказал с досадой ездовой. – Сосед мой седмицу назад вернулся, бает – смутьяны на площадях народ на мятеж подбивают. Надо было во Псков путь держать. Глядишь – и лошадка была бы цела, и тулупчик.

– Не о том кручинишься, главное – сам уцелел. А лошадь и тулуп себе купишь еще. Поднимайся, помощи не будет, плохие у тебя товарищи.

– Плохие, – кивнул ездовой. – На постоялом дворе в обоз сбились, я их не знаю вовсе.

Да даже если ездовые и купцы вовсе не знали попавшего в беду ездового, бросить его одного при нападении волчьей стаи не в русском характере. Шкуры свои спасали! А ведь все вместе вполне могли бы отбиться.

Они снова взялись за оглобли и потянули сани.

– Я полозья воском смазал, растопил и смазал, – сказал ездовой. – Чуешь, как легко скользят?

Груженые сани и в самом деле легко скользили по снегу.

Так они шли еще час, пока не выдохлись, а впереди уже смутно виднелись огни.

– Вот он, Господин Великий Новгород! – выдохнул ездовой. – Почитай, добрались.

– Не кажи «гоп», пока не перепрыгнешь.

– Это верно! Меня Бокуней зовут.

– Ха! Добрались почти, а ты знакомиться решил. А я Ратибор.

– Знать буду, за кого свечку в храме ставить. Думаешь – не понял я, что жизнью тебе обязан?

– Сочтемся, – отмахнулся Илья.

– Э! Со всего обоза только ты един на помощь пришел. Измельчали людишки.