Язычник

— Спирт, — сказал Жора.

Рыбаки вышли на улицу. Бессонов пошел навстречу и, только пройдя полпути, с опозданием подумал, что нужно было уже теперь прихватить ружье.

— Вот. — Взмокший от жары помощник поставил канистру у его ног. Десять литров. Хватит?

— Унеси назад, — строго сказал Бессонов и слегка пнул канистру носочком кеда, и, хотя толчок был слабый, канистра не столько от удара, сколько от внутренней не угомонившейся волны плюхнулась набок.

Растерявшийся старпом не успел ни шелохнуться, ни подавить уже лишнюю улыбку, как из-под руки Бессонова гибким проворным змеем вынырнул рыжеволосый Валера, подхватил канистру, отбежал немного.

— Андреич, ну ты чего?.. Ты чего… — стал он быстро приговаривать, пятясь от Бессонова.

— Отдай назад, ханурик ты х…в, — рассвирепел Бессонов. — Ты что, не понимаешь?..

— Ну, бугор! — Валера побежал от него по дуге к бараку и по второй дуге вокруг Жоры.

А у барака вырос длинный мосластый Удодов с жестким, решительным лицом. Валера спрятался за его спину. Удодов раздвинул руки, преграждая Бессонову путь, и заговорил резким голосом, широко двигая костистой челюстью:

— Ты полегче, сам Арнольдыч приказал, хер ли ты, командир тоже!..

Бессонова будто ожгло изнутри, и огонь, ярость он выметнул страшным тяжелым ударом в двигающуюся челюсть. Удодова повело в сторону, но он устоял, и Бессонов ударил второй раз, Удодов выгнулся, руки разлетелись в стороны, он рухнул навзничь. Валеры уже не было поблизости: согнувшись, обнимая канистру, он усердно бежал по тропинке в сопку.

— Ах ты!..

Но Бессонов, вместо того чтобы догонять, побежал в барак, тут же выбежал, на ходу заряжая ружье. Валерина рыжая растрепанная голова мелькала в высокой траве. Бессонов прицелился, но тут две руки, жесткие, мощные, вцепились — одна в ружье, отводя ствол вверх, другая в плечо Бессонова, разворачивая его к себе.

— Семен! Нельзя! — Бессонова обдало жарким дыханием, и он увидел почти притиснутое к нему раскрасневшееся усатое лицо Ахметели. Бессонов яростно вывернулся, желая тут же вцепиться, вгрызться в это лицо, но Жора, в руках которого осталось ружье, отступил и, держа ружье за ствол, потрясая им с отчаянием, нервностью, неожиданной для его спокойствия, закричал: Перестань! Остынь!..

Бессонов в ярости повернулся к Удодову, тот покорно сидел на песке, одной рукой держался за челюсть, другой машинально прикрывал лоб. Бессонов сделал два шага в сторону берега, но старпом с матросами уже суетливо выталкивали шлюпку в море — по колено месили воду. Тогда Бессонов побрел в барак и только теперь почувствовал боль в сломанном мизинце.

От «Равного» долго никого не было. Валера и Удодов исчезли. Бессонов, насупившись, молча сидел за столом. Только Жора однажды подошел к нему, положил руку на плечо, Бессонов с неприязнью мотнул плечом, скидывая руку, но Жора не обиделся, сел напротив, достал сигареты, протянул раскрытую пачку Бессонову, тот глазом не повел. Жора примиряюще качнул головой, закурил сам.

Наверное, через час или больше в барак вошла Таня.

— Плывут, — сказала она и ушла дальше в комнату, за полог.

Жора вышел, немного постоял в дверях.

— Трое или четверо… Да, четверо.

Бессонов кивнул, но сказал недоброжелательно:

— Зря ты меня удержал.

Жора смолчал. Но скоро и Бессонов повернулся к двери. На берегу у швартующейся шлюпки крутились люди, одна фигурка в черном отделилась и неспешно пошла к бараку.

— Неужели капитан? — сказал Жора. — Не может быть… Правда — капитан.

Бессонов подумал, что человек в аккуратном, чуть ли не парадном кителе и белой фуражке одним видом должен выражать высокомерие. Но лицо у приблизившегося было, скорее, не столь важным, вернее, не столь суровым, как ожидалось, а немного рассеянным, припухшим, с зеленоватыми тенями, как у засидевшегося в полуподвальной конторе клерка, — вполне сухопутное безобидное лицо. Нес он себя на кривоватых ногах, свою заметно прорисованную годами полноту, нес размеренно и размеренно отпускал на лицо эмоции, дозируя жесткие складки у губ, нахмуренность седеющих бровей, дозируя — не преувеличивая — надменность. Чувствовалось, что он любил меру в эмоциях. Жора с его приближением тоже уселся за стол.

— Здравствуйте, — сказал вошедший и чуть приподнял правую руку, но далеко не донес вялых пальцев до козырька. — Я капитан «Равного» Зосятко…

— Вас, наверно, здорово приперло, — сказал Бессонов, — раз сам пожаловал.

— Вы Бессонов? — Зосятко скользнул взглядом по хмурому лицу Бессонова, но в такой мимолетности могла быть и особая внимательность, способная сразу определить чужое настроение. Он улыбнулся. — А я скрывать не буду: приперло. Вы ставите нас в скверное положение. Деньги за рыбу ушли, но отгружать ее вы отказываетесь. — Бессонов развел руками. Зосятко продолжал улыбаться. — Я вам предлагаю оставить споры. Это пустое…

— Совершенно с вами согласен.

— Просто выйдите на связь со своей конторой. И спорить не будем. Просто выйдите на связь.

— Разговора не будет, — жестко сказал Бессонов.