— Мстивой! — прикрикнул Кузьма Прокопыч. — Не рано ли вы разговоры свои затеяли? И ты, Игнат, уймись. Никто о противлении ещё не решил. И дело-то не в том, что их пятьнадесять всего, а в том, что отпор наш може после нам же боком выйти. Есть у кого что сказать ещё?
— Я, если можно, конечно, — из толпы вышел долговязый, которого Вечеслав тоже помнил по празднику. — Моя вера по этому поводу говорит так. Власть на земле она от бога даётся…
— Ну если токмо от твоего, — перебил кто-то из толпы.
— Не мешай, — тут же бросил голова. — Пусть иноверец скажет.
— Так вот, — долговязый многозначительно покашлял. — Выходит если власть от бога дана, то и принимать её нужно не оспаривая и не ропща. Владимир князь ваш, потому и подчиниться ему вы обязаны. А вот молодые ваши, — он кивнул в сторону Игната, хотя того, вряд ли, можно было назвать молодым, — Готовы кровь проливать просто так, но вера моя говорит — не убий. Бог мой — он любовь есть. Возлюбите ближнего своего, как самих себя, и тогда откроется вам свет истины. Станьте же, как агнцы, примите в объятья идущих обидеть вас.
— А ты обидь нас, попробуй, — снова усмехнулись из толпы.
— Да чего слушать-то его, Кузьма Прокопыч? — Игнат обернулся и с досадой поглядел на голову. — Пустомелие одно ж. Какая от него польза нам таперича?
— Не пустомелие это, — обижено продолжил долговязый, — А слова божьи. Так в святом писании сказано.
— А ты думаешь, — заговорил вдруг волхв, — Наша вера говорит убий? Эх, мил человек, плохо же ты нас почитаешь, а ещё хочешь, абы мы сочли, что ты и бог твой — любви светлой копь. А порешим покуда так, — старик обратился к людям, — Женщин и детей, кого на лодьях, кого посуху вёрст на десять уведём отсюда, абы беда до них дотянуться не смогла, а сами сготовимся и ждать станем, чего нам кмети княжьи скажут.
— Дело, — сразу же донеслись с разных краёв с десяток голосов.
— А добро как же? — снова из-за голов спросил Завид.
— Я ж говорю, на десять вёрст уведём отсюда, — волхв с прищуром улыбнулся. — Али ты про какое добро? Если про то, что на лодьях, думаю сгружать надо назад в овины, абы боле в них людей поместилось. Любомир Карпыч, здесь ты? — спросил он, оглядывая полукруг.
— Здеся, где ж ещё, — без интонации ответил голос из-за спин первого ряда.
— Лодью свою дашь на общее дело?
— Да разве к ночи токмо.
— А чего так? — удивился старик.
— Да я вот чего думаю, ежели всё миром решится, то выйдет зря сгружались. А ежели не выйдет, сам гляди. К веси вашей они подойдут к вечеру, а в ночь кто ж приступом пойдёт? А до утра можно буде и пять разов сгрузиться на подол речки прямо, чего мне, жалко что ли шкур тех да воску с мёдом? О людях же речь идёт, до товаров ли?
— Ну так, значит так. Твоя лодья, тебе решать, а ты Кузьма собирай народ на разгруз общинных.
— Да эт разом, — кивнул голова и крикнул хозяину густого баска. — Елизар, отряжай давай ребят на разгруз лодей, да с гумен зерно надо бы перенести в весь, а то ведь пожгут, окаянные.
Полукольцо людей вдруг задвигалось, зашевелилось и стало разбредаться. Парни помоложе сгрудились возле Елизара, который наскоро объяснял кому-куда идти разгружать, мужи постарше двинулись к волхву и голове к воротам капища, а женщины торопливо стали разбегаться по своим хатам, видимо чтобы собирать пожитки.
— Так, Людота где? — озираясь прокричал Кузьма Прокопыч.
— Здесь я, — низкорослый коваль появился неожиданно из-за стоявших перед ним мужей, бесцеремонно подвинув в сторону Игната, на что тот нисколько не обиделся.
— Ты в ту осень на броню наконечники из булата мастерил, осталися?
— Пара дюжин осталось. Да срезней с десятка три.
— Бери троих-четверых, ступайте в лощинник, для древков ветви хорошие наломайте. Опоясывайте в четыре пера, абы точнее летели. К обеду хорошо б было, абы по дюжине тех и других изготовили, а к вечеру так и все. А-то у нас акромя томар стрельных
[*], почитай других и нету.— Сделаем, — кивнул Людота. — Томарами токмо щекотать кметей.
— Ага, абы они от смеху полопались, — усмехнулся Игнат.
— Что-то ты шибко весёлый, не к добру, — качая головой, упрекнул его волхв, и увидев подошедших ведьмака и Вечеслава, указал им рукою в глубь копища. — Пойдёмте за мечом сходим.
Те двинулись следом за ним, оставляя за спиною взбудораженных мужей и громко раздающего поручения Кузьму Прокопыча. Последнее, что они услышали, это как голова громко звал Вышату, выспрашивая у того про какие-то совни
[*], которых у того было три штуки, после чего волхв овёл вокруг себя рукою, обернувшись на месте, и над копищем нависла тишина.— Абы не мешали, — тихо проговорил волхв. — Ты уж прости Велес-батюшка, посоветовать тебе хотел. Уж сам не пойму, чего это мужи наши горячку такую пороть стали, ведь загубят всех кмети, да весь нашу порушат. Може и поостынут к приходу дружины, да миром всё обойдётся? Авось Владимир кметям велел токмо урок установить нам, а крови не лить. Хотя, знаешь же ты Владимира, да и урманей с варязями его знаешь. Им токмо разреши палец укусить, так они и руку сгрызут. Потому вам уйти б лучше было.