Я смотрю в окно, как Роман объезжает заправку, подыскивая лучшее место для парковки, чтобы спрятать грузовик от дороги, и все, что я могу сделать, это фыркнуть. Леви, возможно, в чем-то прав, но я ни за что не собираюсь признаваться ему в этом. Он прав. Я чувствую, что между мной и Шейн что-то меняется. Она не просто девушка, которую мы похитили; она нечто настоящее, то, что я не хочу терять. Но в этом мире любить — значит быть слабым. Роман слишком хорошо это знает. Каждая девушка, с которой он когда-либо сближался, была уничтожена под каблуком нашего отца, и если я позволю себе по-настоящему влюбиться в нее, я не сомневаюсь, что в конечном итоге она станет всего лишь пешкой, которую мой отец использует против меня.
Роман останавливает грузовик за заправочной станцией, и мы быстро выходим.
— Может, нам просто оставить его здесь, — предлагаю я, пока Роман открывает заднюю дверь.
— Не-а, — говорит он. — Тогда нам придется вернуться и внести залог за его задницу позже, а я слишком чертовски устал, чтобы совершить еще одну поездку. Мы могли бы просто вырубить его и запихнуть в багажник.
— Звучит как…
— Пошли вы, — слышим мы изнутри грузовика. — Если кто-нибудь из вас, ублюдков, попытается что-нибудь предпринять, я вскрою вам артерию, пока вы будете спать.
Роман закатывает глаза и открывает заднюю дверь. Не требуется много времени, чтобы сменить транспортировочный грузовик на старый джип, который едва держится на ходу, и не успеваю я опомниться, как мы уже летим по шоссе в сторону города.
Мы едем несколько часов, и Роман движется по направлению к старой квартире Шейн, как будто знает дорогу наизусть, но после трех месяцев наблюдения за этим местом, прежде чем забрать ее, я думаю, справедливо будет сказать, что да. Я знаю каждое гребаное здание, окружающее ее, каждого ублюдка, который живет в ее комплексе, и где по соседству лучше всего поесть. Те несколько месяцев, что предшествовали ее похищению, были веселыми, но ничего не было лучше, чем заполучить ее.
Роман заезжает в подземный гараж, и я не могу лгать, для меня облегчение, что не нужно парковаться далеко и тащить наши задницы сюда пешком только для того, чтобы увидеть ее, как раньше. Мы находим “Эскалейд” почти сразу, но это несложно. Машина торчит, как гребаный единорог, который срет посреди свадьбы в загородном клубе по соседству.
Он притормаживает рядом, и в тот момент, когда мои ноги касаются асфальта, я бросаю взгляд через стекло багажника и еще раз проверяю, что наш друг все еще там, где ему положено быть, но не похоже, чтобы Шейн собиралась что-то с этим делать, кроме как пялиться на него, пока у нее подкашиваются колени. Хотя она все лучше принимает наш ебанутый образ жизни. Черт возьми, я думаю, что это даже возбуждает ее, что не делает ничего, кроме того, что я становлюсь твердым как камень.
Желая вернуться в замок, мы быстро поднимаемся по извилистой лестнице и заходим на ее этаж только для того, чтобы обнаружить, что дверь ее квартиры сломана и приоткрыта. Мы ускоряемся, устремляясь к ее квартире, каждый из нас в кипящей ярости, неспособный справиться со страхом перед неизвестностью.
Если кто-то, блядь, причинил ей боль, я сожгу весь гребаный мир дотла, просто чтобы все исправить.
Я вырываюсь перед своими братьями и ударяю кулаком в дверь, позволяя ей распахнуться от сокрушительного удара только для того, чтобы быть встреченным пронзительным криком.
Мы вваливаемся в маленькую квартирку, приятные воспоминания о ночи, когда мы похитили Шейн, пульсируют в моих мыслях. Девушка сидит в углу кухни, обхватив руками ноги, все ее тело сотрясается, ошейник на ее шее говорит мне, что Шейн подобрала бездомную собаку.
— Кто ты, черт возьми, такая? — Требую я, бросаясь вглубь квартиры, а мои братья следуют за мной по пятам.
— Это неважно, — говорит Роман, бросаясь к ней и хватая ее за плечи, сильно сжимая их, когда я замечаю кровавый след, ведущий через гостиную, по коридору и собирающийся лужицей у двери ванной. — Где Шейн?
— В… ванне.
Я срываюсь с места, мой желудок опускается свинцовой гирей, когда навязчивые воспоминания о Лукасе Миллере проносятся в моей голове, как тошнотворная карусель, застрявшая на повторе. У Шейн с ваннами отношения любви-ненависти, из-за которых мне хочется вырвать позвоночник каждому ублюдку, который хоть раз в жизни посмотрел на нее не так, как надо, и если сегодня повторится та ужасная ночь, я буду чертовски разъярен.
Я мчусь по коридору, полный решимости добраться до нее. Если это ее гребаная кровь, испачкавшая пол, у меня не будет другого выбора, кроме как прикончить этого ублюдка. Никто не обидит мою девочку.
Мне требуется три широких шага, чтобы добраться до ванной, а мои братья несутся за мной. Я хватаюсь рукой за дверную раму, входя в крошечную ванную, и с ужасом замираю.
Шейн стоит передо мной, скрестив руки на груди, и смотрит на меня с парализующей яростью.
— Где, черт возьми, вы были? — она визжит, когда ее отец лежит в луже крови в ее тесной ванне, его глаза блестят и он потерян. — Я ждала вас несколько часов назад.