Кэти замялась на пороге гостиной – входить или не входить? Руби лежала на софе, на животе у нее покачивался пакет с салфетками, по лицу бежали слезы. Кэти взглянула на телевизор, ожидая увидеть на экране Мег Райан. Но телевизор был выключен.
– У тебя все хорошо?
Руби кивнула и вытерла ладонями щеки.
– Просто думаю.
– О чем? – Кэти присела на уголок софы у ног матери.
– О твоей бабушке. – Руби высморкалась в салфетку и аккуратно ее сложила. – О твоем дедушке. О твоем отце и о том, что могло бы случиться, не будь он таким замечательным.
– Когда ты забеременела мной?
Руби улыбнулась сквозь слезы.
– Как прелестно ты это выразила. Да.
– Но почему ты плачешь? Ты несчастлива? Жалеешь, что вышла замуж? – Кэти хотела сказать
– Я счастлива… – Голос у Руби сорвался, и она начала снова. – Я так счастлива, что у меня есть твой папа и ты. Мне так с вами повезло. А вот сейчас я вдруг подумала, что Глории… твоей бабушке… повезло куда как меньше.
Кэти нахмурилась.
– Но у нее же есть ты и тетя Гвен.
– Да, но растить нас ей пришлось в одиночку. Я была сурова с ней и теперь переживаю из-за этого.
– Я не очень хорошо ее помню, – сказала Кэти. – Знаю, вы с ней не ладили. Знаю, что это она прогнала твоего папу. Устроила так, чтобы он не мог тебя навещать. Не говорила ему, где вы, и таскала с места на место.
– Что? – Руби подняла на дочь удивленные глаза.
Кэти опустила голову.
– Я слышала, как ты однажды сказала это папе.
Руби села, опрокинув пакет с салфетками, и вроде бы даже попыталась взять Кэти за руку, но потом откинулась на спинку, достала очередную салфетку и высморкалась.
– Мне не следовало так говорить.
– Если это правда…
– Понятия не имею, – отрезала Руби. – И я не могу позвонить Глории и спросить у нее.
– Почему?
– У нас не те отношения. Во всяком случае, я не хочу, чтобы мой отец так легко сорвался с крючка. Он был взрослый человек. Он мог остаться, мог приезжать или хотя бы писать мне.
– Может быть, мы могли навестить бабушку. В Австралии.
Руби вдруг напряглась, и Кэти пожалела о сказанном, но отступить уже не могла и поэтому сказала:
– Хотя это, конечно, далеко. И дорого. – Она поднялась. – Хочешь чашечку чаю?
Руби вскинула брови и стала более похожа на себя.
– Что? – спросила Кэти, подбоченясь. – Я готовлю чай.
– Вот это я должна увидеть.
Кэти отправилась на кухню. Руби поплелась следом. Возле двери мать порывисто обняла дочь. Кэти на мгновение замерла от неожиданности, потом ответила тем же.
Остановившись между двумя каменными львами и поднеся руку к кнопке звонка, Гвен вдруг снова ощутила себя восемнадцатилетней.
Ответившая на звонок служанка провела ее через выложенный керамическими плитками холл в элегантную, выдержанную в бледных тонах гостиную. Сидевшая в изящном зеленом кресле элегантная и бледная Элейн Лэнг поднялась навстречу гостье.
– Садитесь, пожалуйста.
Более теплым тоном с Гвен разговаривал даже автомат самообслуживания в «Теско». Тем не менее она села, сделав выбор в пользу кресла покрепче.
– Не хотите ли чаю?
– Нет, спасибо.
Гвен сглотнула, пытаясь подобрать нужные слова, но Элейн избавила ее от мучений.