Язык до Китежа доведет (СИ)

Двухметровая пятнистая громадина с бездонной зубастой пастью и выпученными красными глазами. Вот это трофей! Не думал, что такие бывают!

Вдоволь налюбовавшись, я осторожно освободил хищую махину от крючка и приподнял, намереваясь бросить обратно в реку. Рыбина старая, не одну сотню лет на свете живёт. Жаль губить такой редкий экземпляр. Тем более что ни в уху, ни на жарку она совершенно не годится.

Читал когда-то, что щуки тяжелее четырёх килограммов вообще не считаются съедобными — мясо горькое, жёсткое, как резина, да ещё и тиной воняет. А мой улов пуда на два затянет. И как только лёгкая ореховая удочка её выдержала?..

Честно говоря, лучше бы клюнул простой ёршик. С волшебным прутиком мы бы его живо в судака превратили.

— Отпусти ты меня, добрый молодец, — взмолилась вдруг щука скрипучим старушечьим голоском. — Отпусти домой, к малым детушкам! Пропадут они без меня…

Ух ты, говорящая рыба!

От неожиданности я едва её не выронил. А ведь решил уже, что начал привыкать к этому странному миру. Оказывается, он всё ещё способен удивлять!

— Что, вот так вот: взять и отпустить? Совершенно бесплатно? — Пошутил я. — Не, не пойдёт! Волшебные рыбы в сказках всегда за себя богатый откуп давали. Или не так?

— Отпусти, рыбачок, — гнула своё щука. — Отпусти! Богатый откуп за себя дам! Не пожалеешь. Скажи только: «По щучьему веленью, по моему хотенью», и желание твоё вмиг исполнится.

Ох, старушка, не жила ты в моём мире, не слушала наших политиков перед выборами! Те тоже соловьями разливаются, райскую жизнь народу сулят, покуда до бюджетного корыта не дорвутся… Так что не обессудь: как говорится, «доверяй, но проверяй».

— По щучьему веленью, по моему хотенью, ступай, щука, сама в реку! — Приказал я и положил её в траву, подальше от воды.

Рыба только зубами скрипнула.

— Вот же ж Черз копчёный… Ладно, добрый молодец, раскусил ты меня, — скорбно признала она. — Не волшебная я, а просто говорящая.

— Ну, с Емелей-то в сказке твой номер прошёл.

— Да, было дело, — кокетливо хихикнула щука. — Поверил, отпустил меня. А после обидно стало, что рыба его надула, вот и стал сказки да слухи разные распускать. Смастерил печь паровую, самоходную, прокатился по царству Навьему, да встречным всем твердил: глядите, вот оно какое, веленье щучье!

— Так Емеля не такой уж и дурачок был, — присвистнул я, представив столь оригинальное средство передвижения.

— Да, простоват. Но не глуп совсем, и руки золотые. Пропал только ни за грош: уехал на печи в Дальнее Завалгаллье, на Зелёный Туманный Остров, да там и сгинул. Только, кажись, не Емелей его звали, а Егоркой, — щука задумчиво поёрзала в траве. — Точно, Егор, Степана-мельника меньшой сын. Их мельница на нашей реке стояла. Там, ниже по течению. Сейчас от неё один только омут и остался. Ты глянь-ка, столько лет минуло, а помню!

— А что, давно это было?

— Давненько. Уж пара веков пролетела. Я тогда совсем молодушкой была, едва шестой десяток разменяла.

— Ну что же, бабушка зубастая, иди к своим детушкам, — я перенёс её к реке и осторожно опустил в воду.

— Благодарствую, добрый молодец! Не оставил род без праматери, — щука махнула хвостом и, обдав меня фонтаном холодных брызг, скрылась в зелёной глубине.

Да, что-то этим утром рыбалка не задалась. Перед Мидавэлем неудобно: обещал же на завтрак ухой накормить. Видать, придётся снова над удочкой корпеть.

Однако не успел я освежить наживку, как случилось нечто удивительное. Река словно вскипела, и на берег дождём хлынула рыба: уклейки, ерши, окушки, плотвички. Выскочил даже хороший лещик, а за ним — полуметровый судачок.

Что за чудеса?!

Подступив ближе, я разглядел в воде десятки длинных щучьих тел. Точно волки овец, гнали хищницы рыбью мелочь прямиком мне под ноги, только успевай подбирать.

Очень скоро садок был полон до краёв: здесь теперь не только на уху хватит!

— Спасибо тебе, Матушка-щука, — поклонился я реке.

— Тебе спасибо!.. — Прошелестело в ответ. — И да пребудет с тобою удача.

Надо же! Не только людям свойственна благодарность.

Улов вышел знатный, толпу оголодавших путешественников накормить можно. Но нас-то всего двое. Поэтому, почистив дюжину ершей, с десяток окуней и леща с судаком, остальную рыбу я выпустил в реку. Пускай живёт.

Свернув удочку, отмылся от чешуи и вернулся в лагерь.

Мидавэль лежал в шатре и тихо терзал струны лютни. Заслышав мои шаги, он откинул полог и спросил:

— Ну что, наловил?

— Нет, не наловил. Насобирал. Она сама на берег выпрыгнула. По щучьему веленью, — честно ответил я.

— А, знаю эту историю. Слышал в детстве сказ о Егоре Степанове, что на самоходной печи через наш Биреннан к Туманным островам проехал. Там его на свой манер прозвали: Джордж Стефенсон. Только сгинул он, пропал. Поговаривают, на островах много дыр-порталов в другой мир. Вот в одну из них он и ухнул, провалился вместе с печью.

— Как ты сказал? Джордж Стефенсон?! — Офонарел я. — Не может быть! У нас так одного из создателей паровоза звали. Выходит, это он к нам попал?..

— Не знаю, что такое паровоз, но всё может быть. Если, конечно, не простое совпадение имён.