— Так в чём проблема? — Я указал на остатки нашей трапезы. — Вот она, твоя половина, угощайся.
Воинственный настрой у парня тут же улетучился. Заметив еду, он довольно улыбнулся и миролюбиво вонзил меч в землю. Сбросил с плеча тощую котомку, собрал волосы в пышный хвост на затылке и подсел к скатерти.
— Кушай, не обляпайся, — наглая Бася тут же влезла к нему на колени и разлеглась, свесив лапки. — Кваску холодненького с хлебушком ржаным не желаешь?
— Желаю, да, — ответил гость, почесав её за ушком. — А цыбулька зелёная есть? Ну или простая, ежели не слишком злая.
Пока он насыщался, мы смогли хорошенько его рассмотреть. Поджарый, мускулистый, широкоплечий, нигде ни капли лишнего жира (не то, что у некоторых). Внешность не славянская, а, скорее, «нордическая». Глаза светлые, посажены глубоко и смотрят словно исподлобья. Брови редкие, белые, на лице почти незаметны. Подбородок квадратный, с мужественной ямочкой. Короче, надень на него боевой шлем, дай в руки секиру, и выйдет натуральный викинг.
— И кто ты таков, если не секрет? — Спросил я, когда он, отдуваясь, поднялся на ноги.
— Иван я, коваль… То бишь — кузнец и кузнеца сын. Скучно у наковальни стало, поцелуй меня кабан. Вот и решил в обозе каком торговом охранником устроиться. Седмицу по тракту бродил, к купцам приставал. Не взяли. Не сезон, говорят, осенью приходи… А вы кто будете?
Мы с эльфом представились.
— Что же ты, Иван-кузнец, гуся-то не доел? — Мидавэль с укоризной кивнул на добрую четверть птичьей тушки, оставшуюся на блюде. — Ты же так из-за него за мною гнался, так бежал, аж деревья валились.
Тот только сыто икнул и развёл руками.
— Кстати, а как тебе удалось так ловко лес валить? — Вмешался я. — Мы-то думали, чудо-юдо какое-то ломится!
Ваня подошёл к торчащему из земли мечу и с гордостью погладил оплетённую кожей рукоять.
— Вот! Это я дивное оружие себе выковал! Второго такого на целом свете не сыскать! Пяток дней и ночей от наковальни не отлазил, поцелуй меня кабан! Часок-другой передремну — и снова за молот. Отыскал в старых книгах рецепт, да чуток улучшил, переделал. Клинок сам дамасской стали, из двух сотен слоёв, сверху в лепёшку из булата завёрнут. Проковал, в масле земляном закалил, наточил — теперь всё рубит. Хош колоду дубовую, хош каменюку гранитную, кабан меня поцелуй. И не тупится совсем. Правда, для мощи я в рукоять ещё и амулетик вставил. Когда-то у купцов проезжих на новые подковы выменял, сказали — во сто крат силу удара увеличивает.
Киса с интересом обошла вокруг меча, осторожно тронула лапкой красивый узорчатый металл.
— А булат и дамаск — это не одно и то же?
— Э… Вроде нет, — смутился кузнец, влохматив рукой волосы на затылке. — Куётся точно по-разному. А ну-ка, поберегись!
Выдернув меч, он размахнулся и с легкостью перерубил ближайший к нему молодой дубок. Тот дрогнул и стал медленно валиться прямо на нас.
— Вот дурак! — Выдохнул я, отскакивая в сторону с ловкостью, от себя не ожидаемой.
— Ну так, Дурак и есть, — согласился меченосный лесоруб, — Фамилие моё такое. Дурак, Иван Иванович. Меч, меч-то какой, поцелуй меня кабан! Хоть князю, хоть самому президенту-батюшке впору!
Подойдя к другому дереву, на этот раз — высокому раскидистому клёну, он размахнулся и вновь рубанул. Клинок, словно в масло, вошёл в ствол до середины, и там застрял.
Довольное выражение с Ваниного лица словно корова языком слизала. Он ухватился за меч двумя руками и осторожно потянул. Затем дёрнул. Наконец, выйдя из себя, резко рванул.
Звонко щёлкнуло, и Дурак озадаченно уставился на отломанную рукоятку.
— Кабан меня расцелуй! Амулет вывалился!
Мы с Мидей переглянулись и, не сдержавшись, громко расхохотались.
Обиженный Ваня глянул на нас исподлобья, подобрал с земли похожий на стекляшку амулет, сунул за пазуху и со злостью двинул недорезанное дерево кулаком. Клён зашатался, заскрипел, и с шумом рухнул в заросли камыша, безжалостно размолов застрявший в стволе эксклюзивный булатно-дамасский меч.
Не успели мы с эльфом восхититься могучим богатырским ударом, как под ветвями упавшего дерева что-то пронзительно завизжало, тяжело затопало, и оттуда, сверкая клыками, выбрался огромный бурый кабан.
— Поцелуй меня… — договаривать Дурак не стал.
Кто сказал, что люди не летают, как птицы? Мы вспорхнули на старый дуб, словно стайка испуганных стрижей. Тавия, звонко заржав, скрылась за деревьями, и стукнутый деревом вепрь всё своё внимание переключил на нас.
Побродив по поляне и слопав остатки жареного гуся, он принялся яростно подрывать корни. Живая иллюстрация к знаменитой басне дедушки Крылова.
— Я мог бы уложить эту зверюгу одной стрелой, — задумчиво проговорил Мидавэль с самой вершины.
— Давай! — Обрадовался Дурак. — Мяса нажарим, рёбрышек накоптим… Сальтисончика, колбаски домашней заделаем. А какой добрый борщ на свиной грудинке моя мама варит! Просто пальчики оближешь! — Он потянулся облизать пальчики, но едва не сорвался.
В последний момент мне удалось его удержать.
— Хорошо, когда рядом плечо друга, — заметил эльф.