Читаем Язык Города полностью

Третье отличие определяется положением Петербурга среди других российских городов. Долгое время это была столица — административный и политический центр государства. До сих пор город сохраняет свое важное культурное и научное значение, следовательно, сохраняет и творческое отношение к языку. Это значит, что были и есть люди, которые не просто заинтересованы в изменениях речи, но и способны их обнаружить и использовать. Вот почему интересно проследить, как менялся язык именно в этом городе.

Та русская речь, которой говорим мы сегодня, полагая, что такою она всегда и была, сложилась в Петербурге за последние сто лет. Сложилась в столкновении мнений, в борьбе идей, в неприятии многих слов и выражений, которые сегодня кажутся нам вполне нормальными. Тем не менее верно и следующее: язык обогащается только в такой борьбе, в смешении стилей, разных наречий, языков, понятий. Как это происходило в Петербурге?

Поначалу самым резким противоречием было противоречие между русской речью и языками чужими, но литературно обработанными, которые способствовали сближению столичного населения с европейской образованностью. Сначала это был французский язык, затем и немецкий. Преодолеть это противоречие помогла русская классическая литература, которая, многое заимствовав из западноевропейских языков, незаметно приспособила их к нашим нуждам.

Затем архаичные формы старого русского языка, книжные, неповоротливые, все более странные в глазах молодого поколения, также вошли в противоречие с образцовой речью русских классиков. Долго счищала с себя разговорная речь остатки тяжеловесных дедовских выражений, пожалуй, до начала нашего века, до Чехова и Горького.

В 60-е годы XIX в. сформировался у нас язык периодической печати, то, что сегодня мы называем «газетным языком». Его назначение — быстро и точно отражать быстротекущие события жизни. Когда в 1831 г. академик А. X. Востоков выпустил первое издание своей «Русской грамматики», он и не помышлял обращаться к языку газеты. Эталон он видел в языке Пушкина: великий лингвист образцовую русскую речь прозрел в творениях великого писателя и, опираясь на них, создал современную литературную норму. Вот почему все то, что было вне этой нормы, воспринималось всегда (и сегодня еще воспринимается) как чужеродное в русском языке. Горе «газетного языка» в том, что он— всегда не норма; он никогда не будет нравиться тому, кто чтит язык художественной прозы. Норма как бы противопоказана «газетной речи»; любой словесный образ на страницах газеты моментально превращается в штамп, что еще больше раздражает любителя «чистой речи». Промежуточность стиля, молниеносная смена понятий, сиюминутность выражений — вот требования «языка газеты». Потому-то и формируются именно в нем раньше всего и новые понятия, и новые слова, и новые выражения. Но, если ценим мы в языке его способность отразить сегодняшний день в смысле и краске слова, если вообще нам кажется важной идея развития нашей речи, роль в этом процессе «газетного языка» переоценить невозможно.

А в наши дни все большую цену получает язык науки. Когда возникал «газетный язык», научная речь мало чем отличалась от него. Одним и тем же языком написаны критические статьи Н. Г. Чернышевского и «Рефлексы головного мозга» И. М. Сеченова. Такое положение сохранялось почти до середины XX столетия, когда оказалось, что в борьбе за свои права на сцену выступил язык науки. Возникло еще одно противоречие—между языком литературным и языком науки, а так как многие люди пытаются и в обиходную речь вставить — нужно или не нужно — словечки из научной речи, возникают проблемы, которых не было бы, если бы мы отдавали себе отчет в непозволительности смешивать разные речевые стили.

Итак, вот в кратких словах и определился характер этой книги. Разные слои городского общества, каждый со своим жаргоном или особым языком, сошлись в Невской дельте. Разные источники, так или иначе способствовавшие развитию русского литературного языка, «смешались» на страницах периодических изданий. Разные события, которые то ускоряли, то замедляли развитие языка, происходили в салонах, мастерских, редакциях и просто на улицах этого города. 

<p>ВЫСОКИЙ СЛОГ ЛИТЕРАТУРНОЙ РЕЧИ</p>

Пушкин внутреннею, живою связью связал славянизмы с народной речью.

Ф. И. Буслаев

...Лексика древней книжной речи, так называемые славянизмы, оказала воздействие на наш современный язык. В том, что современный литературный язык гибок и способен к выражению самой отвлеченной мысли, что высок в пафосе и красочен в бытовом описании, — заслуга столетиями оттачиваемого книжного языка. Из него и нужные слова, и формы, и обороты речи, умело введенные в речь через литературные образцы.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Агония и возрождение романтизма
Агония и возрождение романтизма

Романтизм в русской литературе, вопреки тезисам школьной программы, – явление, которое вовсе не исчерпывается художественными опытами начала XIX века. Михаил Вайскопф – израильский славист и автор исследования «Влюбленный демиург», послужившего итоговым стимулом для этой книги, – видит в романтике непреходящую основу русской культуры, ее гибельный и вместе с тем живительный метафизический опыт. Его новая книга охватывает столетний период с конца романтического золотого века в 1840-х до 1940-х годов, когда катастрофы XX века оборвали жизни и литературные судьбы последних русских романтиков в широком диапазоне от Булгакова до Мандельштама. Первая часть работы сфокусирована на анализе литературной ситуации первой половины XIX столетия, вторая посвящена творчеству Афанасия Фета, третья изучает различные модификации романтизма в предсоветские и советские годы, а четвертая предлагает по-новому посмотреть на довоенное творчество Владимира Набокова. Приложением к книге служит «Пропащая грамота» – семь небольших рассказов и стилизаций, написанных автором.

Михаил Яковлевич Вайскопф

Языкознание, иностранные языки