Читаем Язык и человек полностью

Думается, что проблемы «Язык и культура» в данной формулировке, если не вкладывать в нее смысла «Язык с точки зрения культуры», не существует, поскольку язык, будучи продуктом сознания его носителей, сам по себе представляет культурный феномен – своеобразный культурный артефакт. Он не пассивный регистратор культуры народа, а значительная часть самой его культуры. В нем проявляется избирательный способ отражения и духовного освоения объективного и субъективного мира, в том числе и культурологического характера, для его знакового представления в коммуникации. Язык есть форма социальной памяти этого отражения, освоения и представления, которая является одним из факторов, определяющих общность и историческую преемственность его носителей. Поэтому семантическая система языка, как и любое культурное явление, должна объясняться своими «нижестоящими» факторами, в том числе и внутрисистемными и коммуникативными, а не сводиться во всех случаях к другим культурным явлениям, что, конечно, не исключает и их отражения в языке (ср., например, отражение в лексике языков особенностей материальной культуры, религиозных воззрений и др. их носителей). В этом отношении еще не потеряли свою значимость мысли В. Гумбольдта о том, что «понимание самобытной жизни народа и внутреннего строя отдельного языка... целиком зависит от умения увидеть своеобразие национального духа в его полноте. Ведь лишь оно, каким его создала природа и сформировали обстоятельства, определяет собой нацирнальный характер» [Гумбольдт 1984: 47].

В полноту своеобразия национальной культуры, кроме других культурных явлений, входит и своеобразие языка, и все то, что относится к речевым произведениям (их содержанию, стилям, жанрам, прагматике и др.), т.е. в целом языковое существование людей во всех его проявлениях. Поэтому можно говорить о двух типах картины мира, представляемых каждым языком, – системно-семантическом и речевом. Несомненно, что между ними могут существовать определенные связи, но, видимо, не всегда такие прямолинейные и обязательные, как их хотят видеть. Для нахождения этих связей и их отношений с другими культурными явлениями важно учитывать специфику их содержания и способов его манифестации, а не рассматривать их в одном содержательном культурологическом плане и не уравнивать их по способам манифестации.

Таким образом, проблема «Язык и культура» должна рассматриваться, на наш взгляд, в уточняющих формулировках «Язык как феномен культуры», «Текст как феномен культуры», чтобы подчеркнуть культурологический характер самой языковой системы и созданных при ее помощи речевых произведений и избежать прямого и обязательного отождествления этих двух культурных феноменов.

В проблеме «Язык как феномен культуры» важно определить аспекты семантической системы данного языка, отражающие специфику усвоения его носителями окружающего и своего субъективного мира. Для русского языка к таким аспектам, например, можно отнести:

1) выражение многочисленных и разнообразных оценочно-эмоциональных отношений и состояний говорящего, о чем справедливо пишет А. Вежбицкая;

2) выражение многочисленных и разнообразных способов осуществления и особенностей проявления действия (ср. в этом отношении многочисленные приставочные, суффиксальные, приставочно-суффиксальные образования и лексические особенности русских глаголов, грамматическую категорию вида);

3) развитость и детализированную дифференциацию неопределенных местоимений, отражающих позицию говорящего относительно его знания или выбора компонентов события (в русском языке имеется более 60 неопределенных местоимений);

4) преимущественное представление человека и его личной сферы как места бытийности, наличия, проявления реляционных отношений субъекта события (предложения), с чем связана информативная актуализация этого компонента события: ср. У меня озноб. У него большая радость. Во мне жила надежда. У меня есть дача. У моего сына много друзей. У нее красивые глаза. У меня сегодня собрание. У него болит голова. У них вчера была стирка, У меня свело ноги и под. Но ср. в других языках конструкции с глаголом have (иметь): англ. I have friends (Я имею друзей) и др.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней
Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней

Читатель обнаружит в этой книге смесь разных дисциплин, состоящую из психоанализа, логики, истории литературы и культуры. Менее всего это смешение мыслилось нами как дополнение одного объяснения материала другим, ведущееся по принципу: там, где кончается психология, начинается логика, и там, где кончается логика, начинается историческое исследование. Метод, положенный в основу нашей работы, антиплюралистичен. Мы руководствовались убеждением, что психоанализ, логика и история — это одно и то же… Инструментальной задачей нашей книги была выработка такого метаязыка, в котором термины психоанализа, логики и диахронической культурологии были бы взаимопереводимы. Что касается существа дела, то оно заключалось в том, чтобы установить соответствия между онтогенезом и филогенезом. Мы попытались совместить в нашей книге фрейдизм и психологию интеллекта, которую развернули Ж. Пиаже, К. Левин, Л. С. Выготский, хотя предпочтение было почти безоговорочно отдано фрейдизму.Нашим материалом была русская литература, начиная с пушкинской эпохи (которую мы определяем как романтизм) и вплоть до современности. Иногда мы выходили за пределы литературоведения в область общей культурологии. Мы дали психо-логическую характеристику следующим периодам: романтизму (начало XIX в.), реализму (1840–80-е гг.), символизму (рубеж прошлого и нынешнего столетий), авангарду (перешедшему в середине 1920-х гг. в тоталитарную культуру), постмодернизму (возникшему в 1960-е гг.).И. П. Смирнов

Игорь Павлович Смирнов , Игорь Смирнов

Культурология / Литературоведение / Образование и наука