Язык мой - друг мой

Поскольку любые выезды за границу все равно регулировались ЦК, то туда попал и мой вопрос о выезде в Болгарию. Паспорт дипломатический у меня уже был, визы в Болгарию не требовались, нужно было лишь решение ЦК о выезде из страны. Ближе к моменту отъезда мне стали звонить из соответствующего отдела ЦК и предлагать свои услуги: выписать паспорт, достать билеты, прислать автомашину для доставки в аэропорт… Я вежливо благодарил, но заверял, что мы с женой ни в чем не нуждаемся: паспорт уже есть, дела, связанные с оформлением, решаются у нас, в министерстве, машина тоже в наличии. В итоге я почувствовал на том конце провода растерянность: как же так — от них отказываются!

Вот так я и попал в Болгарию, где, надо сказать, провел плодотворные беседы с моими коллегами, и к тому же мы с женой прекрасно отдохнули на Золотых Песках.

Мы жили в правительственном доме отдыха, где каждую неделю сменяли одна другую советские, так называемые партийные, обменные группы отдыха, состоящие, конечно же, в основном из деятелей партийного аппарата. Партаппаратчики спрашивали нас с женой: «А что это вы все отдельно?» Они никак не могли себе представить, что мы отдыхаем вне группы.

«Ни шагу назад!»

В те времена на переговорах с иностранцами любому советскому представителю, в том числе и министру, полагалось иметь при себе директивы ЦК КПСС, утверждавшиеся на заседании Политбюро и имевшие статус обязательных для исполнения. В них содержались основные положения, которые должны были быть затронуты на переговорах: «Добиваться того-то и того-то…», «Настойчиво отводить попытки…», «Отвергать…» и так далее. Громыко, как правило, содержание этих директив просто хранил в памяти. Из папки он вытаскивал только свой листочек, клал перед собой и начинал переговоры.

Конечно, если разговор касался сложнейших технических вопросов, таких, скажем, как ограничение стратегических вооружений, когда должны были приводиться конкретные цифровые данные по параметрам, точным радиусам действия, дальности полета, количеству ракет, то для Громыко специально готовили сжатые справки, куда он мог время от времени заглядывать. Но это — исключение. Чаще всего он пользовался лишь своим кратким планом.

Пожалуй, из иностранцев такой стиль ведения переговоров был свойственен, в некоторой степени, только Генри Киссинджеру. Ему, разумеется, тоже готовили подробные бумаги, отражающие позицию американского руководства, он тоже вел длительные беседы, не раскрывая фолианта с документами, лежащего перед ним. Так же как и Громыко, Киссинджер обладал незаурядной памятью на детали, даты, цифры и тому подобное.

Американских государственных секретарей, с которыми за годы своей службы министром имел дело Громыко, было девять. И у каждого из них всегда под рукой находились объемистые папки-скоросшиватели с документами. Как только с одним вопросом было закончено, помощник тут же убирал со стола соответствующую папку и возлагал другую. Госсекретари во время переговоров частенько в них заглядывали, сверяясь с официально утвержденным текстом, от буквы которого, естественно, отойти не могли. Это — обычная практика. Конечно, каждый из них был в достаточной степени квалифицированным, чтобы вести диалог по той или иной теме или сопутствующим вопросам, но это не всегда спасало — иногда переговоры заходили в тупик. Министры начинали ходить кругами, неоднократно повторяя одни и те же фразы.

Как правило, существовали и запасные варианты, к которым можно было прибегнуть, если противоположная сторона не шла на уступки. Такие варианты предусматривались и в наших директивах. Но Громыко обычно держался за первоначальную позицию мертвой хваткой, как бульдог, и отстаивал ее до конца, даже тогда, когда ситуация позволяла ввести в игру запасной вариант. Он, как никто другой, был упорен и даже упрям на переговорах и не шел на уступки. «Ни шагу назад!» — эти слова можно, пожалуй, считать его девизом. Андрей Андреевич предпочитал оставлять наш запасной вариант для следующего раунда переговоров, надеясь, что перед твердой и непреклонной позицией советской дипломатии противоположная сторона дрогнет и пойдет на уступки. И только когда убеждался в полной бесперспективности таких надежд, пускал в ход запасной вариант, считая необходимым, однако, еще раз согласовать его с начальством — то есть с самим Генсеком.

Хождение по кругу

Переговорщик Громыко был, конечно, жесткий. Можно сказать, что его даже побаивались собеседники, причем самого высокого уровня. Подчас ему удавалось, благодаря своему характеру, «выдавливать» из них кое-какие уступки, хотя и не всегда.