Язык мой - друг мой

В то же время к концу правления Брежнева, и особенно при Горбачеве, стало заметно, что Громыко начал выдыхаться. Ему уже было тяжело держать в узде весь, огромный и разветвленный, аппарат Министерства иностранных дел. И наверное, останься он министром после 1985 года, Андрей Андреевич не смог бы уже полноценно продолжать свою деятельность. Просто физических сил у него уже не было. Да и психологической готовности воспринимать перемены, когда «главный противник» чуть ли не в одночасье превратился в союзника, тоже не было. Громыко вряд ли смог бы превратить наши отношения с американцами из антагонистических в партнерские. Не думаю, что он принял бы сердцем и разумом такой поворот событий.

Сегодня однозначно ясно, что весь мир возрадовался окончанию холодной войны, при этом одновременно констатировав, что проиграл ее именно Советский Союз. В этой связи напрашивается мысль, будто уход Громыко сказался довольно пагубно на состоянии нашей дипломатии. Ведь именно мы лишились своих союзников и собственно самого военно-политического блока, на основе которого зиждилась безопасность СССР. Что Советский Союз распадется, во времена Громыко и представить себе было невозможно.

Видимо, Андрей Андреевич готов был бы выполнять указания и нового генсека, однако я не могу поверить в то, что при Громыко объединение Германии произошло бы столь скоропалительно. Уж наверняка бы он твердо настаивал на том, чтобы Советский Союз при неминуемом объединении Германии получил полновесную компенсацию. И главное — Громыко постарался бы получить официальные письменные заверения, которыми четко, на основании международного права, была бы обеспечена надежная безопасность нашей страны. Трудно говорить более детально, но думаю, что в эпоху Горбачева и Шеварднадзе с нашей стороны проявилось стремление добиться, как говорят англичане, «Too Much Too Soon» — «Слишком много, слишком скоро».

Громыко так никогда не действовал. Это видно хотя бы из того, как он поступал в отношении заложенных в директивы запасных и компромиссных вариантов. Он, впрочем, иногда перегибал палку, не спешил на переговорах вводить запасные варианты, но это свидетельствовало только о его огромном чувстве ответственности за судьбу державы.

Итак, к 1985 году Громыко сделал свое дело и должен был уйти.

Уходил он с министерского поста «по-громыкински» — в одночасье, после принятия решения о его назначении Председателем Президиума Верховного Совета СССР. Тогда это была чисто номинальная должность, на которую отправляли «заслуженных ветеранов партии и правительства». Правда, он еще некоторое время оставался членом Политбюро, а значит, имел весомый голос в решении государственных проблем. Но Андрей Андреевич уже сам понимал, к чему все идет.

Так вот, получив указ о новом назначении, Громыко поднялся с кресла в мидовском кабинете и уехал в Кремль. Он не созвал коллегии, не провел никаких прощальных встреч со своими многолетними сотрудниками. Просто взял и уехал. Ни в письменном столе, ни в кабинете, ни в комнате отдыха у него не было ничего своего, личного. И это за столько лет работы в высотном здании на Смоленской площади!.. Он был окружен всем казенным, тогда как на Западе, например, принято, чтобы собственный кабинет высший чиновник оживлял личными предметами — фотографиями родных и тому подобным. Ведь большую часть жизни он проводит в своем служебном кабинете.

У Громыко же ничего такого не было. Проявлялась сухость характера, отличающая руководителей той эпохи, людей, прошедших железную сталинскую школу.

Хотя был и другой Громыко, мало кому известный, Громыко, который умел шутить, умел смеяться.

Помню день его семидесятилетия. Он получил тогда вторую Звезду Героя Соцтруда, и к нему потоком шли депутации от всех министерств, от ВЦСПС и так далее. Все дарили традиционные для того времени адреса в красивых папках с золочеными надписями. В этот день я несколько раз заходил по делам к Громыко в приемную и видел делегации, которые ожидали своей очереди войти к нему в кабинет.

Во второй половине дня, когда этот поток схлынул, я решил и сам поздравить Андрея Андреевича. Помощник сначала что-то недовольно буркнул насчет усталости министра, потом все-таки впустил. Я вошел в давно знакомый длинный кабинет, в дальнем конце которого стоял письменный стол. Увидев меня, Громыко вышел из-за стола и пошел навстречу. Я начал его поздравлять:

— Андрей Андреевич, я знаю, что вы устали за этот день, но день ведь такой, что я не мог не прийти, примите мои поздравления от всей души…

Андрей Андреевич не дал мне закончить, заключил в объятия (меня, я помню, это потрясло), и мы с ним расцеловались. Он сказал мне тогда:

— От всей души вы меня поздравляете? А вот что такое душа, вы не задумывались?

Это он так шутил.