Язык мой - друг мой

Мы находились довольно близко и имели полную возможность наблюдать за этим ритуалом. Может, кто-то и был искренен, но вот настоящих слез я почему-то не видел…

Вокруг стояли гвардейцы в парадной форме, державшие на красных подушечках награды Насера, в том числе звезду Героя Советского Союза и орден Ленина, которыми его некогда наградил Хрущев вопреки желанию Президиума ЦК. Тогда, под бесконечные рыдания, я вспомнил и другого, отмеченного Хрущевым, египетского Героя Советского Союза и обладателя ордена Ленина — фельдмаршала Амера, министра обороны и главнокомандующего вооруженными силами ОАР. В свое время он был вторым после Насера человеком в государственной иерархии. Амер принимал активное участие в войне против Израиля и, хотя особых побед не одержал, заслужил большую популярность на родине. Я бы даже сравнил его славу в Египте со славой маршала Жукова у нас. Во всяком случае, народ, когда Амер появлялся в публичных местах, встречал его восторженной овацией. Однако войну Египет проиграл, в стране разгорелся политический конфликт, в результате которого Амер был обвинен в попытке государственного переворота и посажен под домашний арест. Вскоре после этого фельдмаршал, согласно официальной версии, покончил жизнь самоубийством…

Когда скорбящие наконец стали успокаиваться, египетские протокольщики объявили, что пора выносить гроб и выстраивать траурную процессию. Государственные деятели разных стран вышли во двор и при помощи протокольщиков стали занимать свои места, образовав компактную группу. Появились и руководители Египта. Гроб уже установили на лафет, когда Косыгину вдруг сообщили о том, что у Анвара Садата случился сердечный приступ и поэтому он не пойдет за гробом. Через минуту сказали, что еще один ближайший сподвижник Насера по той же причине не примет участие в похоронной процессии. Объяснялось недомогание тем, что они буквально убиты горем.

Траурная процессия двинулась было в путь. Лафет с гробом уже выехал со двора, когда случилось невообразимое. Никто из иностранных деятелей не успел выйти и за ворота, как началась просто-напросто дикая давка: со всех сторон за лафетом ринулись египтяне. Президенты, короли и премьер-министры оказались отсеченными.

За годы работы переводчиком я приобрел привычку всегда, при любых обстоятельствах, держаться у левого плеча своего, так сказать, «подопечного», чтобы не быть оттесненным от него. До дня похорон Насера я еще никогда в жизни не попадал в такую давку там, где, по идее, ее просто не могло быть. Естественно, трое наших охранников сразу же окружили Косыгина. С четвертой стороны «прилепился» я. Невольно мы были вынуждены напирать на впереди идущих. Вдруг я увидел, что рядом оказалась Сиримаво Бандаранаике, премьер-министр Цейлона, которую, видимо, потеряла охрана. Косыгин ее хорошо знал, так как Бандаранаике несколько раз приезжала в Москву. Заметив нашего премьера, она схватила его за руку и крепко прижалась к плечу. Вид у нее был чрезвычайно испуганный. В следующее мгновение под давлением напирающей сзади толпы я стал теснить какого-то человека очень маленького роста, находящегося впереди. Когда он поднял глаза, я узнал Хусейна. Король Иордании смотрел на меня с испугом. Я со всей возможной в данных обстоятельствах учтивостью произнес: «Извините, Ваше Величество, я с советским премьером, так что не беспокойтесь». Наконец наша охрана пришла в себя и энергично заработала локтями. Ребята буквально вытолкнули Косыгина вместе со вцепившейся в него Бандаранаике из толпы. Охранники остальных государственных деятелей стали делать то же самое, выуживая своих хозяев из давки и отводя их в сторону.

Словом, никакой пешей процессии не получилось. Гроб каким-то образом доставили на кладбище, чудом протащив сквозь сплошную человеческую массу, заполнившую улицы Каира.

На следующий день в газетах опубликовали фотографии — бронетранспортеры, оттесняющие толпу, чтобы дать дорогу лафету, солдаты, пытающиеся дубинками отогнать обезумевших египтян…

А потом поползли слухи, что на самом деле тела Насера в гробу не было. Полагая, что толпа способна на все, его-де заранее доставили на кладбище и тихо предали земле. Не знаю, правда ли это, но крышку гроба ни разу не поднимали. И тот факт, что ни Садат, ни другой ближайший сподвижник Насера не пошли провожать покойного в последний путь, достаточно красноречив. Впрочем, было ли тело Насера в том гробу или нет, наверное, уже не узнает никто.

После похорон началась обычная дипломатическая жизнь. Прибывшие государственные деятели, пользуясь тем, что находятся в одном городе, стали наносить друг другу визиты, обсуждать насущные проблемы. И естественно, почти все хотели встретиться с Косыгиным. Пожалуй, график его встреч был насыщеннее, чем у кого бы то ни было. Работы хватило всем — и переводчикам, и машинисткам, и служащим посольства, и, конечно, больше всех самому Косыгину.