Юханне очень хотелось, чтобы у нее была семейная фотография. После того как они с Улавом остались одни, ей больше всего хотелось, чтобы все втроем были на такой фотографии. Они с Улавом и Коре посередине. Она попросила Осту и Сигурда помочь. Наверняка это можно как-то сделать. Дело было в 1960-е, и единственный доступный способ состоял в том, чтобы разрезать свадебную фотографию пополам и между двух половинок поместить фотографию с конфирмации Коре. А потом все это вместе переснять. Новую фотографию можно было сделать, только испортив две старые. Но делать этого было нельзя. И, раз ничего не получалось, Юханна отмела мысль о семейной фотографии — раз туда не втиснуть Коре, то уже все равно. Либо он в середине, либо не нужно.
Вот такая история про Юханну. И все время она была спокойной. Все, за что она бралась, она делала спокойно. У нее была старая прялка, и на ней она пряла для сети магазинов «Хюсфлиден». Пряжа так и струилась под ее пальцами.
Под конец, когда они уже остались без дома, Оста стирала ее одежду. У Юханны не хватало сил. У нее появилась новая прялка, но по большей части она стояла без дела в углу. Последние дни Юханна сидела и не отводя глаз смотрела на прялку. И как раз в это время, когда пришлось стирать одежду, Оста обнаружила кровь. Это случилось через несколько месяцев после пожара. Видимо, маточное кровотечение.
Оста проводила меня до двери. На улице было темно, белый туман висел над полями, и в северном небе можно было различить сияние купола церкви, купавшейся в потоке света. Меня переполняли впечатления от истории о Коре, его короткой жизни. Я спросил, не подскажет ли она, кто может вспомнить еще что-то. Она задумалась, а потом покачала головой, она была самым близким родственником. И добавила:
— Знаешь, все умерли.
После того как Улава и Юханны не стало, она ухаживала за могилой Коре каждое лето, пока ее не снесли. Это случилось в 1990-е. С ее благословения. И это можно понять, ведь никого уже не осталось в живых. Ничего не осталось от этой маленькой семьи.
Разве что прялка Юханны.
Уходя, я обнял Осту, и несколько секунд мы стояли в темноте, осторожно обнимая друг друга. А потом я пошел домой короткой дорогой. Уже совсем стемнело, стало прохладно. До первых заморозков оставалось совсем недолго. Мне вспомнилось, как часто я ходил этой дорогой в детстве. За домом Осты и Сигурда меня окружала кромешная тьма, тянущаяся до самых почтовых ящиков. Пройти надо было около полукилометра, и каждый раз от страха у меня душа уходила в пятки. Сперва дорога шла через еловый лес в Воллане, а потом выходила из него и открывалась. В детстве я всегда пел, пока шел лесом до ручья, протекавшего под дорогой и устремлявшегося вниз по камням на другой стороне. Я как-то шел домой с собрания в детском клубе «Надежда» или из клуба «Молодые», где нам рассказывали о вреде алкоголя, но тут, один в темноте, я начисто забыл про все негативные последствия — как может заболеть живот, как позеленеет лицо и как вся семья от тебя отвернется. Меня охватил леденящий ужас, и тогда я решил, что пение напугает того, с кем я так боялся столкнуться в темноте. Я все пел и пел про себя, этакую смесь песен детского хора, Саманты Фокс и Майкла Джексона. Друг с другом перемешались «Наш Господь всемогущий»,
Часть III
В ночь на 20 мая 1978 года все повторилось. Сарай для сена в лесу за Хэросеном, на самом севере деревни, далеко от людей. Третий пожар. Восемь тонн искусственных удобрений, старая телега, двуколка, восемь — десять колес, двое саней, бочка для удобрений, корчевальная машина, несколько черепичин и шестов для просушки сена.
Огненное море виднелось за много километров. Небо переливалось красным и оранжевым, и кровь леденела в жилах от этого зрелища.
И теперь опять приехали слишком поздно.
Воду направили на деревья, на кроны сосен, страшно освещенных жаром. В лесу трещало и грохотало. Время от времени казалось, что-то разрывается. Что-то большое разлеталось на куски, переворачивалось и горестно выло.
Этой ночью люди поняли, что происходит нечто по-настоящему дурное.