Читаем Язык, онтология и реализм полностью

Согласно Патнэму, внутренний реализм соединяет в себе следующие тезисы. 1. «Вопрос: „Из каких объектов состоит мир?“ имеет смысл задавать только в рамках некоторой теории или описания» [Putnam, 1981, p. 49]. Это означает, поясняет Патнэм, что «„объекты“ не существуют независимо от концептуальных схем. Мы разрезаем мир на объекты, когда вводим ту или иную схему описания. Поскольку и объекты, и знаки являются одинаково внутренними по отношению к схеме описания, то можно сказать, что к чему относится» [Putnam, 1981, p. 52]. 2. Возможно более одного «истинного» описания мира, ибо «не существует точки зрения Бога, которую мы можем знать или даже представить себе; существуют только разнообразные точки зрения конкретных людей, отражающие их разнообразные интересы и цели, которым служат теории и описания» [Putnam, 1981, p. 50]. 3. Истина — это «своего рода (идеализированная) рациональная приемлемость, некий вид идеальной согласованности наших представлений друг с другом и с нашим опытом в той мере, в какой этот опыт находит выражение в нашей системе представлений» [Putnam, 1981, p. 49–50]. Слово «идеализированная» в этом определении означает, что истинным считается такое высказывание, которое является рационально приемлемым (оправданным) при «эпистемически идеальных условиях». По словам Патнэма, «истина не может быть просто рациональной приемлемостью в силу одной фундаментальной причины: истина является свойством высказывания, которое не может быть утрачено, тогда как оправдание вполне может быть утрачено» [Putnam, 1981, p. 55]. Высказывание «Земля является плоской» было рационально приемлемым 3 тыс. лет назад, но не является таковым сейчас, хотя его истинностное значение не изменилось. Патнэм уподобляет эпистемически идеальные условия самолетам без трения: мы никогда не сможем создать такие самолеты, но, снижая коэффициент трения, мы постоянно к ним приближаемся. Стремясь избежать релятивизма, Патнэм по сути превращает истину в некую недостижимую цель (ибо эпистемические условия никогда не будут идеальными), хотя не вполне понятно, на каких основаниях мы можем приписать высказываниям такое в общем-то абсолютное свойство.

Итак, согласно Патнэму, описывая мир, мы используем ту или иную концептуальную схему, и каждая такая схема задает нам свою онтологию. Эти онтологии могут идти вразрез друг с другом. В соответствии с нашим обыденным взглядом на мир мы воспринимаем окружающие предметы, например столы, как нечто плотное и непрерывное в своей текстуре, тогда как физика говорит нам, что они представляют собой облако невидимых частиц, находящихся в постоянном движении и пространственно разделенных друг с другом. Бессмысленно задаваться вопросом, какое из этих представлений является правильным; по мнению Патнэма, они оба имеют право на существование, ибо онтология относительна, а реализм «многолик» (см.: [Putnam, 1987]). Но в то же время Патнэм считает необходимым защитить реализм здравого смысла («реализм с маленькой буквы») от непомерных притязаний научного реализма («Реализма с большой буквы»), который претендует на обоснование веры обычных людей в реальность внешнего мира и возможность объективного знания, но фактически, стремясь защитить эту веру от скептицизма, отвергает все то, что как раз и составляет ее существо и служит надежным заслоном от скептицизма.

Внутренний реалист отвергает различие между объективным и субъективным как принадлежащими к противоположным сферам. Люди живут в человеческом мире, где трава объективно является зеленой, где вода объективно имеет химическое строение Н2О, где некоторые картины объективно прекрасны, а намеренное убийство человека объективно является злом. Говорить об объективности можно только в рамках такого человеческого мира. Это объективность «для нас», с нашей точки зрения, но никакой иной объективности, считает Патнэм, у нас быть не может. Из такой трактовки объективности вытекает, что ценности так же объективны, как факты. Более того, «каждый факт нагружен ценностями и каждая из наших ценностей нагружает собой какой-либо факт», ибо «существо, не имеющее ценностей, не имеет также и фактов» [Putnam, 1981, p. 201]. Понятие ценностно нагруженного факта, согласно Патнэму, опирается на обширный массив норм, которые можно определить как «когнитивные» ценности (к ним относятся релевантность, когерентность, функциональная простота, инструментальная эффективность и т. д.) и которые, в свою очередь, связаны с ценностями в их обычном понимании. Таким образом, в человеческом мире оказывается нераздельно слитым субъективное и объективное, то, что идет от внешнего «природного» фактора, и то, что идет от человека, от его особой организации как социального и биологического существа. А это означает, полагает Патнэм, что реализм должен быть «с человеческим лицом» (см.: [Putnam, 1990]).


Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное