Язык, онтология и реализм

В 1963 г. вышла книга австралийского философа Дж. Дж. Смарта «Философия и научный реализм», и с этого времени термин «научный реализм» прочно закрепился за позицией в философии науки, которая признает реальное существование объектов, постулируемых научными теориями. Однако сама позиция сформировалась значительно раньше. На рубеже XIX и XX вв. споры о реальности атомов и молекул разделили научное сообщество на два лагеря: одни ученые и философы считали, что термины «атом» и «молекула» обозначают реальные структурные элементы вселенной, другие — в лице Эрнста Маха, Пьера Дюгема, Анри Пуанкаре и др. — занимали в отношении этих терминов скептическую позицию, развивая их феноменалистическую, конвенционалистскую и инструменталистскую трактовки. Согласно этим трактовкам, теоретические объекты представляют собой либо сокращенные схемы описания сложных отношений между наблюдаемыми объектами, либо удобные соглашения, либо инструменты, используемые для систематизации эмпирических данных. Вопрос о познавательном значении теоретических терминов и теоретических утверждений был одной из важнейших проблем, стимулировавших исследования философов Венского кружка в 1920-е годы. Как известно, логические позитивисты сформулировали достаточно жесткий критерий осмысленности теоретических терминов: эти термины обладают значением, только если имеется возможность их редукции к языку наблюдения. Реализация программы эмпирической интерпретации теоретических терминов натолкнулась на значительные трудности, выявившиеся уже на уровне так называемых диспозиционных предикатов[136] как наиболее близких к эмпирическому уровню теоретических терминов. В итоге логические позитивисты стали склоняться к инструменталистскому истолкованию теоретических терминов. Наиболее ярким выражением этой тенденции стала сформулированная К. Гемпелем «дилемма теоретика», суть которой сводится к следующему: если теоретические термины выполняют какую-либо научную функцию, то она состоит в установлении определенных связей между наблюдаемыми явлениями, однако эти связи могут быть установлены и без помощи теоретических терминов, следовательно, последние могут быть элиминированы из теории. В подтверждение этой дилеммы логические позитивисты часто ссылались на результаты Ф. Рамсея и У. Крейга, согласно которым теоретические термины могут быть элиминированы из структуры теории без утраты ею функции теоретической систематизации[137]. Отсюда вытекало, что теоретические термины ничего не обозначают и играют чисто инструментальную роль в науке.

К началу 1950-х годов логический позитивизм стал сдавать позиции ведущего направления в философии науки; его основоположения были подвергнуты критике с самых разных позиций, в том числе и с позиций «реалистического» истолкования научных теорий. Хотя научный реализм возникает на волне критики логического позитивизма, он, как справедливо отмечает историк современной англо-американской философии Н. С. Юлина, «из всех постпозитивистских течений… является наиболее „законным“ детищем логического позитивизма» [Юлина, 1978, с. 231], ибо научные реалисты во многом сохраняли верность позитивистским сциентистским установкам, поддерживали кумулятивную модель развития научного знания и опирались на логико-семантические методы анализа при решении онтологических вопросов. Одновременно появление научного реализма со всей очевидностью свидетельствовало и о том, что онтологическая проблематика «после длительного периода ее игнорирования неопозитивизмом вновь вышла на передний план и стала рассматриваться как неотделимая часть логико-гносеологических и методологических исследований» [Порус, 1984б, с. 1].