Их поклонение Деве Марии было следствием влияния доктрин Квинты, и можно даже сказать, что они всегда стремились феминизировать христианство. Поэтому Диана говорит, что они пели только ушами (chantaient de l'oreille — quine for lie, то есть связанный с законом Квинты). Этот шарж настолько жесток, настолько мало замаскирован, что Рабле никогда не позволил бы себе ничего подобного; его цель — само папство, о котором Сент-Ив д'Альвейдр сказал, что его символика — это символика андрогина, которая обнаруживается даже на его гербе: два перекрещенных золотых ключа на серебряном фоне и тиара. Это нарушает правило, запрещавшее класть один металл на другой; кроме того, идея, выраженная таким образом, настолько прозрачна, что расшифровать ее не составляет никакого труда. Тиара, говорится здесь, владеет двумя ключами — ключом солнца, или мужского начала, и ключом луны, или женского начала; поэтому автор V книги своим обвинением проклинает день и обманывает ночь. Но он не попадает в цель. На одной из карикатур «Шутовских песен» брат Распев изображен двуликим, причем одно лицо — мужское, а другое — женское. Женское лицо принадлежит Екатерине Медичи, а мужское — кардиналу Лотарингии, ее фавориту, а затем и любовнику. При жизни Генриха II Диана также оказывала ему некоторые знаки внимания, остававшиеся без ответа; после смерти короля он стал ее жестоким врагом, и она в «Шутовских песнях» часто изображает его под маской девы-мужчины. Именно к нему относится этот странный эпитет — поджигатель дома (bruleur de maison), который следует читать:
Но мы не имеем времени задерживаться далее на политической стороне книги и потому переходим к острову Атласному (Satin), название которого прочитаем как остров Сатаны (Satan). Это страна, которая существует только на гобелене и о которой все знают только понаслышке. Такие намеки были достаточно смелыми в XVI веке. Отсюда путешественники сразу же попадают в Фонарную страну (Lanternois).
Ее нельзя отыскать ни на одном из полушарий планеты: это подземный склеп масонских инициации, упоминаемый в ритуальном ответе: «Одно подземелье, известное мне; один фонарь, освещающий меня, один источник, утоляющий мою жажду».
Не надо забывать, что к тому времени масоны-адон-хирамиты уже по меньшей мере столетие существовали в Испании, и описание страны Фонарии, пусть и не вполне строго, но все же соответствует известным в наше время признакам шотландского ритуала, с той существенной разницей, что в книге серьезное скрывается под маской смешного, тогда как в наши дни чаще всего бывает наоборот. В это время масонство было единственным хранителем интеллектуальной свободы; сегодня в его церемониях нет ничего, кроме взаимного восхваления участников.
В этом месте автор позволяет нам войти в достойный восхищения памятник, который Диана и Генрих посвятили Квинте и остатки которого сейчас находятся во Дворце изящных искусств. Путешественники входят в храм понтифика Бахуса, имя которого в переводе с еврейского означает бутылка (bouteille), что можно перевести как «закон красоты» (beaute loi). Сначала они обнаруживают мозаику, изображающую сражение Бахуса с индийцами, которая указывает на то, что мы находимся в гостях у Дианы, так как эту мозаику можно интерпретировать следующим образом:
произносится как:
Если французское слово «мозаика» заменить еврейским, то получим: барбакан — закон красоты Дианы. Слова барбакон и морабакин обозначают на еврейском одно и то же; но на французском барбакон имеет значение «амбразура», а башня с амбразурой олицетворяет кредо этой секты, барбакантур, закон приумножения богатства. На романских капителях этот иероглиф (barbacantour) сменяется изображением кентавра с бородой (barbu-centaure). Кентавр на гербе Венеции указывает на то, что этот город принадлежал сторонникам Квинты: то же самое следует сказать и о Милане, в соборе которого явно доминируют изображения праматери Евы.