Язык птиц. Тайная история Европы

Кроме археолога Пазюмо, которому принадлежит единственное исследование этого уникального памятника, никто, начиная с XVII столетия, еще не прикасался к нему. Он находится на совсем небольшом расстоянии от древнего римского пути, который шел из Ото в Безансон через Крузиниум, и этот путь, проходивший к северу от Эшарнана и пересекавший деревню Монсо, образует собой северную границу кладбища Кюсси, окруженного, как раньше, так и сейчас, со всех сторон дорогами. Пазюмо сообщает, что к востоку от колонны видны в большом количестве остатки древних толстых стен, которые разрушены так сильно, как только можно себе представить. Но, возможно, он принял за эти стены развалины башен из сухого камня, которые бургундцы строили для наблюдений за своими полями, поскольку ни граф Эриссо, ни я не видели там ничего другого, хотя, конечно же, это еще не доказательство.

Ко времени Пазюмо, то есть к 1767 году, у колонны уже не было ни капители, ни антаблемента. В 1620 году она была разобрана сеньором Кюсси, который, словно в отместку будущим археологам, не пожелал даже установить ее название. В 1700 году Морель де Коше и Экатиньи, жившие неподалеку, приехали сюда и сделали раскопки возле ее основания, с южной стороны. Эти раскопки закончились неудачей; необходимо было копать с северо-востока. Тем не менее на трех или четырех футах глубины они нашли несколько медальонов и маленьких статуэток, похожих на те, о которых писал граф Эриссо. Эти статуэтки были отправлены в Париж одному старьевщику, и неизвестно, что с ними произошло потом.

В 1719 году господин Парисо де Кружи, генеральный адвокат парламента Дижона, по приказу регента посетил Кюсси и произвел здесь значительные раскопки. (…) Самыми важными из всех находок оказались найденные к востоку от колонны кости трех человеческих тел, лежавших головой к ее фундаменту, а также шесть медальонов с изображениями Святого Антония на каждом. Кости были нетронутыми, каждая лежала на своем месте. Они лежали не глубже полутора футов, откуда следует, что колонна уже стояла в момент захоронения, и что она, по меньшей мере, уже была во времена Святого Антония, а следовательно, не могла быть поставлена позже середины десятого века нашей эры.

Это почти все, что может пригодиться из воспоминаний Пазюмо, и его последователи добавили к ним только свои фантазии, которые здесь бесполезно обсуждать, поскольку колонна Кюсси остается совершенно непостижимой для всех тех, кто не знает ни греческого искусства, ни греческого языка. Монфокон воспроизводит очень неточный чертеж этой колонны, сделанный де Мотере, добавив к нему одно наблюдение, насколько ценное, настолько же и истинное; дело в том, что она является частью целой системы галльских памятников восьмиугольной формы. (…)

В 1822 году колонна Кюсси был реконструирована, и, хотя реконструкция была выполнена очень тщательно и даже изящно, она исказила полностью ее первоначальный вид и превратила в вульгарную галло-римскую коринфскую колонну, тогда как прежде она имела форму пальмы. К счастью, ее старая капитель осталась в Овеньи, где она использовалась как бордюр колодца, и, положенная на бок, она хотя и была изуродована, но все же все ее части сохранились.

(…) Самая оригинальная черта памятника заключается в том, что каждая из восьми граней колонны представляет собой неглубокую нишу, расположенную под прямым углом к одной из четырех сторон света. Эта деталь встречается лишь в готической архитектуре двенадцатого века, и в ней, как ни в чем другом, запечатлен дух времени. Она доказывает, что колонна принадлежит к эпохе, предшествовавшей римскому искусству, которое никогда не допускало подобных вольностей. Такая форма колонны может быть условно передана как совмещение букв V и U, что имеет совершенно особое значение: U следует читать как gur (вогнутый), а V — как gon (выпуклый), что в сумме на греческом дает gorgon, слово, выражающее идею dibio (двух жизней) и образующее древнее название города Дижон. Эти две силы встречались друг с другом в день зимнего солнцестояния, а олицетворением этой встречи служила Горгона. Объяснение всему этому можно найти в отрывке из Вергилия, который выше я цитировал и который на самом деле заимствован поэтом из греческой мистики. Там сказано, что, когда души в достаточной мере очищены, они направляются пить воду Леты, или забвения, чтобы затем возвратиться ad convexa, то есть к жизни, что на греческом языке передается словом gon; во время же очищения они живут в concava, что греки называли gur (γυριος, пропасть).

Я оставлю пока без внимания изображения восьми фигур, которые представляют собой восемь олицетворений Горгоны, или розы ветров. (…)