Язык в действии (ЛП)

Любой случай, когда предлагаются некоторые перемены, долю общества, которая получит выгоду, и долю, на которой эти перемены скажутся негативно, можно продемонстрировать разумным пределом погрешности. Однако обсуждаемые вопросы никогда не формулируются следующим образом: «Будут ли (экстенсиональные) результаты перевешивать возникшие (экстенсиональные) осложнения?» Вместо этого предложение объявляется как «непрактичное», «негативное», «ведущее к социализму в государстве» или «к диктатуре». У защитников проекта мало фактов, которые они могут привести, и которые выстоят против могущественных слов в глазах интенсионально ориентированной общественности.

Аффективные коннотации слова – сильнее информативных. «Планирование» стало настолько загруженным словом, что обвинив политика в поддержке «планирования», можно загубить ему карьеру. И это не смотря на то, что «планирование» под другими названиями – необходимо не только для успешного ведения бизнеса, но и ведения жизни индивидуума. Те же люди, которые порицают «планирование», могут испытывать экономические трудности в результате не-«планирования». Само слово для интенсионально ориентированного человека предполагает «пятилетку»; а поднимаясь выше по лестнице абстрагирования – «коммунизм», «подавления», «единообразие» и «безбожие». Если бы все мы ориентировались экстенсионально, нас бы волновало не то, можно ли отнести предложение к «планированию», а что собственно планируется и какие выгоды и проблемы это принесёт.

Такие интеллектуальные тупики, в которые многие из нас попадают, не дают нам подходить к «неразрешимым» проблемам так, чтобы их решить: экстенсионально – ведь мы не можем вести дела интенсиональными определениями или абстракциями высокого уровня. То, что делается в экстенсиональном мире, нужно делать экстенсиональными средствами, не зависимо от того, кто это делает. Если мы, как граждане демократии, собираемся вносить свой вклад в принятие важных решений о вещах, которые нас сильно волнуют, нам нужно подготовиться к этому, спустившись с небес абстракций и научившись рассматривать экстенсиональные проблемы нашего общества таким же образом, как мы сейчас рассматриваем свои проблемы пищи, одежды и крова. Если же мы продолжим держаться за наши интенсиональные ориентирования, которые отвечают за наши сигнальные реакции, нам придётся продолжать вести себя как крыса доктора Майера. Мы останемся жертвами тех, кто решит по своим причинам спровоцировать наши сигнальные реакции. Мы останемся патологически неспособными изменить образы нашего поведения, и нам не останется ничего, кроме как продолжать применять те же неверные решения снова и снова. После долгого повторения тщетных попыток, не удивительно, что у нас случится политический «срыв нервной деятельности», в результате которого мы обессиленные будем висеть на собственном хвосте в руках диктатора.

Наука каждый день даёт нам новые и удивительные инструменты для контроля нашей среды и, следовательно, для потенциального улучшения наших жизней. Но для того чтобы ими умело управляться, нужна нервная система взрослого человека. Как мы рассмотрели, шимпанзе не может вести машину в потоке современного дорожного движения так, чтобы не причинять вред себе и другим. Схожим образом, если большинство людей руководствуется в своём личном социальном и политическом мышлении сигнальными реакциями, едва ли можно ждать, что они воспользуются ресурсами современной цивилизации, не причинив себе вред. Но не только влиятельные люди, включая правителей стран, желают эксплуатировать сигнальные реакции других; у многих из них в том же избытке проявляется не меньше столь же серьёзных сигнальных реакций, чем у людей, которыми они управляют. Такие правители, с помощью прессы и радио, чтобы распространять их собственную словесную путаницу и чтобы взывать к племенным, религиозным и экономическим предрассудкам своего народа, делают безумие эпидемическим. Не удивительно, что по небу Европы и Азии летают военные самолёты.

Научное отношение

Разве мы не способны справляться с проблемами лучше крыс? Конечно, способны, и в некоторых областях нам это удаётся. Когда учёный сталкивается с «неразрешимой» проблемой, он часто её решает. Когда-то было «невозможно» передвигаться со скоростью более тридцати километров в час, но сегодня мы можем передвигаться со скоростью шестьсот километров в час. Когда-то было «невозможно» перемещаться по воздуху – и люди снова и снова приводили этому «доказательства» – но теперь мы спокойно перелетаем океаны. Можно сказать, что учёный профессионально занимается преодолением «невозможного». Ему это удаётся, потому что, как учёный, он ориентирован экстенсионально. Он может ориентироваться – и часто так и происходит – интенсионально на то, что он называет «ненаучными темами»; поэтому, когда учёный говорит о политике или этике, нередко он мыслит не более здраво, чем кто-либо другой.