Язык в зеркале художественного текста. Метаязыковая рефлексия в произведениях русской прозы

(1) Коля насторожился по иной причине – ему не понравилось про психический сдвиг. Слово «психический» тянуло само за собой неприятное слово «больной» (В. Маканин. Сюр в Пролетарском районе); У меня с детства слово «дуга» ассоциируется с широкой трехцветной радугой. Какие-то полузабытые стишки из детской книжки: «Ах ты, радуга-дуга!» (Д. Рубина. Этот чудной Алтухов);

(2) И слово любила «бемоль», такое лиловое и прохладное и немножко граненое, как Валериины флаконы (М. Цветаева. Мать и музыка); Термин «пятилетка» напоминает мне чем-то конский завод (В. Набоков. Встреча).

Лексические и фразеологические единицы нередко получают в художественных текстах лингвокультуроведческий комментарий: языковая единица интерпретируется с точки зрения ее национально-культурного своеобразия (1), или сообщается энциклопедическая информация о факте, явлении культуры, истории (2), который выступает в роли означаемого:

(1) <…> французы взяли у нас слово «степь», да это потому, что их «prairie» и «desert» вовсе не дают верного понятия о том безлесном, но не песчаном, а поросшем травою огромном пространстве земли, которое мы называем степью (М. Загоскин. Москва и москвичи); (2) Певец закончил песню. Сидящие передо мной девушки захлопали, заверещали, забились в падучей. Одна из них побежала вниз с букетом цветов. Я догадалась, что это – сырихи. Слово «сыриха» зародилось в 1950-е годы, во времена славы Лемешева. Поклонницы стояли под его окнами на морозе и время от времени заходили греться в магазин «Сыр» на улице Горького. Сыриха – это что-то глупое и неуважаемое обществом. Зато молодое и радостно восторженное (В. Токарева. Звезда в тумане).

Исследователи неоднократно указывали на существование слов-фантомов [см.: Норман 1994 б; Зеленин 2008 и др.], которые не имеют референта в реальном мире (в этом смысле они противопоставлены лексическим лакунам, для которых, напротив, характерно отсутствие означающего для означаемого). К фантомам, как правило, относят названия сказочных и мифологических предметов, существ (ковер-самолет, домовой), имена литературных персонажей, термины-ошибки (теплород и подобные), наконец, выражения-идеологемы (диктатура пролетариата и т. п.). В художественных текстах мы встречаемся с металексическими комментариями, в которых выражена специфическая оценка слов / выражений: им присваивается статус лексических фантомов. Соответствующая оценка может быть выражена метаязыком обыденной лингвистики при помощи формулировок пустое слово, слово ничего не значит и т. п.:

Не могу отказать авторам в талантливости, а издателям даже в некотором либерализме, но ведь слово «либерализм» – слово не столь опасное, сколько пустое. Мне даже понятнее Пугачевы, мечтающие о власти, чем господа, скорбящие о народе (Б. Окуджава. Путешествие дилетантов…); Чем они связаны? Любовью? Он поморщился. Слово было шершавым, заезженным, неловким и ни о чём не говорило (И. Муравьева. Мещанин во дворянстве).