Язык в зеркале художественного текста. Метаязыковая рефлексия в произведениях русской прозы

Если в языке обнаруживается лексическая лакуна, то делается вывод о том, что и означаемое в данной культуре отсутствует. Так, различные авторы неоднократно обращали внимание на отсутствие в русском языке эквивалента английского слова privacy. Ср.:

Ни одна американка не позволит себе прочесть чужой дневник. Нарушение privacy. Фурман как-то сказал ей, что слово «privacy» не переводится на русский (И. Муравьева. Документальные съемки).

Нередко в художественных и в публицистических текстах непереводимость этого слова на русский язык интерпретируется как отсутствие в русской культуре такой ценности, как неприкосновенность личной сферы: нарушение границ этой сферы у русских обсуждать не принято, поэтому в лексиконе нет соответствующего слова. Безусловно, это упрощенное представление (а упрощение и есть первый признак мифа), так как категория персональной сферы в русской картине мира все-таки существует, как существует и отрицательное отношение к насильственному вторжению в эту сферу (ср. выражение лезть в душу). Исследования показывают, что русскому коммуникативному сознанию в полной мере свойственна так называемая «негативная вежливость» [Brown, Levinson 1987], которая «выражает дистанцированную позицию, то есть подчеркивает независимость личности, ее потребность в неприкосновенности территории» [Райтмар 2003: 21]. Более того, разнообразные этические и этикетные аспекты «негативной вежливости» отразились в семантике и прагматике целого ряде лексических единиц русского языка (тактичный, деликатный, бесцеремонный, навязчивый и т. п.), то есть получили воплощение в самой глубинной сфере «наивной» лингвистики [см.: Крылова 2004]. Ср. контекст, из которого видно, что, несмотря на отсутствие слова, само чувство «приватности» свойственно носителю русского языка:

Он старается плечом загородить от соседа страницу. Тот больше вытягивает шею, прямо затылком чувствуешь, как он напрягся. Вот нахал! Читающий возмущён: он чувствует, как в нём растёт, раздувается чувство оскорблённой «приватности» («privacy» – английское слово, не имеющее русского эквивалента). А вот взрослый человек в силу необходимости проталкивается сквозь толпу. И снова в нём бушует оскорблённая «privacy». Он почти ненавидит окружающие его плечи, локти, головы (И. Грекова. Знакомые люди).

«Практические» мотивы касаются вопросов использования языка – это мифы-инструкции, которые не только объясняют устройство языка, но и дают рекомендации: как нужно его использовать, какого отношения к языку можно требовать от носителей и т. п. Среди таких мифов-инструкций можно выделить несколько типов: а) ортологические, в) лексикографические, г) лингводидактические, д) металингвистические.

К ортологическим мифам относятся всевозможные «правила» употребления языковых единиц в устной и / или письменной речи. Так, к ортологическим относится «литературноцентрический» миф, который представляет собой «отождествление всего русского языка и литературной нормы» [Лебедева 2008: 309]. Отсюда выражение Нет такого слова, если такого слова нет в литературном языке. Ср.:

– Если я вас подвел, – выдавил он из себя с трудом, – то я извиняюсь!.. / – Нет такого слова, – буркнул Волков, – в природе не существует. / – Какого? – не понял Игорь. / – Извиняюсь. Такого слова нет, по крайней мере, в русском языке. Можно сказать: «извините» или «прошу прощения» (Т. Устинова. Там, где нас нет).