Языки культуры

БИДЕРМАЙЕР В ИНОЯЗЫЧНЫХ ЛИТЕРАТУРАХ

Brie F. Literarischest in England // DVj, 1935, Bd. 13, S. 149–162.

Krause W. Karl Egon Ebert und das bцhmische В // Euph., 1936, Bd. 35,

S.197–209.

Jirвt V. Ceskя a nфmeckя В; Uloha *Bu* v фeskйm nвrodnim obrozeni (1937) // Idйm. Portrety a Studie. Praha, 1978, s. 545–548, 548–551.

ZolnаiB. A MagyarЖ. Budapest, 1941.

AngyelF. Franzцsischest // Helicon. Debrecen, 1943, Bd. 5.

Hecht J. Dickens’ Verhдltnis zumB // DVj, 1944, Bd. 22, S. 439–470.

Wandruszka A. Amerikanischest // Wort und Tat. Innsbruck, 1946, H. 3, S. 49–60.

Lunding E. В og romantismen // Kritik, 1968, t. 7, p. 32–67.

Lunding E. Цsterreichisch-dдnische literariche Begegnungen in der Жzeit // Peripherie und Zentrum. Festschrift fьr Adalbert Schmidt. Salzburg [u. a.], 1971, S. 137–163.

Nemoianu V. Is There an English^? // Canadian Review of Comparative Literature, 1979, vol. 1, p. 27–45.

ScherberP. Das В im sьdslavischen Bereich in der ersten Hдlfte des 19. Jahrhunderst // Die цsterreichische Literatur: Ihr Profil an der Wende vom 18. zum 19. Jahrhundert (1750–1830) / Hrsg. von H. Zeman. Graz, 1979, S. 531–544.

Nemoianu V. Ostmitteleuropдisches B: Versuch einer Periodisierung (1780–1850) // Die цsterreichische Literatur: Ihr Profil im 19. Jahrhundert (1830–1880) / Hrsg. von

Zeman. Graz, 1982, S. 125–139.

Schamschula W. Aspekte desЖ in der tschechischen Literatur // Ibid., S. 107–124.

Neuhдuser R. Zur Frage des literarischen/? in Russland: (Die Literatur der fьnfziger Jahre) // Wiener Slawistischer Almanach. Wien, 1982, Bd. 10, S. 111–136.

Nemoianu V. The taming of romanticism: European literature and the age oiB. Cambridge: London, 1984.

Neuhдuser R. Das «Biedermeier» (Realidealismus) in der russischen Lyrik der fьnfziger Jahre des 19. Jahrhunderts // Wiener Slawistischer Almanach. Wien, 1985, Bd. 15, S. 35–66.

Поэтика барокко: завершение риторической эпохи

1. Барокко как понятие и термин

Барокко» — это одна из сложнейших тем теории литературы, и литературовед, поставленный перед задачей говорить о барокко, чувствует необходимость одновременно с описанием, анализом или характеристикой «барочных» явлений заняться оправданием и самого барокко, т. е. как самого обозначения, так и самого обозначаемого. Эти обозначение и обозначаемое принимаются нами за совершенно неразрывное единство, и это утверждение, как понимает автор, само но себе есть предположение, которое в свою очередь нуждается в оправдании, но, конечно, не в доказательстве, что лежит за пределами возможностей литературоведческой или искусствоведческой науки. Такое предположение входит в общий круг всего, что должно быть, в своей общей взаимосвязи, оправдано и одновременно с чем должны быть выявлены основные принципы поэтики этого, оправдываемого «барокко».

Автор с самого начала приоткрывает свои карты: его замысел состоит, в самом главном, в том, чтобы разойтись с некоторой обычной логикой двоичности, которая с давних пор проникла во всякую типологию культуры. Автор хотел бы бороться не с самой этой логикой вообще, которая стара как мир и неистребима, а только со вполне конкретным случаем ее применения. Обращенная на историю искусства и культуры, эта логика потребует представлять себе такую историю то как беспрестанную череду двух противоположных по типу стилей, которые сменяют друг друга столь же регулярно, как демократическая и республиканская партии в органах власти США, то ставит стили в неравное положение, представляя себе одни — первичными, другие — вторичными, зависящими от первых, несамостоятельными и нетворческими. То же, что именуется теперь в истории литературы и в истории искусства «барокко», с самого начала, как только слово «барокко» из обычного языка было перенесено в науку и обнаружило свою способность функционировать как термин, сделавшись таковым, подпало под действие сразу двух вариантов той же логики. Сразу двух — потому что даже и те искусствоведы, которые видели в барокко (как стиле или направлении) нечто вполне равноправное с искусством Ренессанса, которому оно пришло на смену, не могли не замечать, что «барокко» противопоставляет классическому искусству некую «странность». А в свою очередь такая «странность» неразрывно связана или даже слита с самим словом «барокко», которое долгое время оставалось в литературном языке