Читаем Языковая структура полностью

Наконец, изучаемый нами префикс часто заставляет нас совсем выходить за пределы тех предметов, при обозначении которых он употребляется. Во-первых, этот префикс привносит в обозначаемый предмет также и известного рода оценку его существования. Таковы оценочные слова с негативным направлением мысли: «пробалтывать», «пробел», «пробирать», «провал», «провел», «провиниться», «провираться», «проволочка», «провороваться», «проворонить», «прогорланить», «прогул», «проделка», «продувной», «провевать», «пролаза», «проныра», «проработать» (в смысле «публично указать недостатки»), «простофиля», «просчет», «проучить», «прохвост», «прочерк». Слова с позитивной оценкой: «проведать», «продохнуть» (в смысле «свободно дышать»). Возможно и совмещение негативной и позитивной оценки: «пробивной», «проверить», «провернуть», «проворачивать», «проворный». Во-вторых, здесь возможны слова даже и в переносном значении, когда возникает мысль о предмете, не имеющем ничего общего с корнем данного слова: «проголосовать», «прогонять», «прогореть», «прогреметь», «продажность», «прозвать», «прозябать», «промазать», «прохлаждаться», «прошляпить».

§ 12. Сводка предложенного анализа

Надфонетическая сигнификация изученного нами фонетического комплекса сначала осмысляла этот комплекс в самом общем смысле. Это было указание на движение вообще, или на становление вообще. Но движение, или становление, взятые сами по себе, являются только предметом теоретической мысли, но не языка. Как только эта теоретическая абстракция попадает в язык, она тотчас же получает самые разнообразные и часто совсем неожиданные интерпретации.

В одних случаях речь действительно идет здесь о движении как о таковом, или о становлении как о таковом. Но это – редкость. Что же касается постоянного поведения данной сигнификации в языке, то поведение это удивляет своим разнообразием, доходящим до полной безграничности. Оказывается, одно движение – в природе, и совсем другое – в обществе; одно – движение в личности или в связи с личностью, и опять другое – в истории. В одних случаях имеется в виду движение просто, в других же – в связи с производимым им действием. И это действующее движение иногда равнодушно к данному предмету и проходит мимо него, параллельно с ним и без всякого воздействия на него. В других случаях это движение относительно данного предмета удивительным образом неравнодушно к нему. И тогда оно вдруг нападает на него с целью его унизить, смутить, сократить и даже уничтожить. В других же случаях оно совершается в пользу этого предмета, в целях укрепления этого предмета и даже ради прямой его защиты от других предметов.

Вы можете думать, что этим и исчерпывается то движение и то действие, которое сигнифицируется изучаемым префиксом. Ничего подобного. Это действие может не только происходить на поверхности предмета, но и влезать в его внутреннее содержание, переиначивать это содержание на свой лад, проникать его насквозь и даже вылезать с другой его стороны, хорошо если в ином, а иногда даже и в прямо противоположном смысле. Мало того. Проникая весь предмет насквозь, оно даже становится как бы чем-то независимым от этого проникания в данный предмет, а на самом деле находясь в прямой зависимости от этого проникания предмета или через предмет. Далее, движение и действие, моделированные согласно данной аффиксальной сигнификации, могут пребывать в мирном и спокойном состоянии. Но они могут также и толкать соответствующие предметы к их взаимной борьбе, принуждать их воевать друг с другом и даже друг друга уничтожать. Часто даже и трудно бывает понять, где тут спокойствие и взаимопомощь, а где тут война и взаимное уничтожение. Это действие доходит до прямого развенчания соответствующих предметов, хотя в то же самое время – и до их возвеличения. Как положительное, так и отрицательное воздействие данного движения на разные предметы то и дело бросается в глаза при нашем ознакомлении с достаточно обширным языковым текстом. И, наконец, это движение и это действие, исчерпавши свои всевозможные позиции в отношении разных предметов, начинают набрасываться уже сами на себя. Иной раз оказывается, что это действие вовсе не есть действие, а это движение вовсе не есть движение. Оказывается иной раз, что это просто только метафора, просто какое-то переносное значение, просто какая-то басня, аллегория или вообще тот или иной символ. Поэтому часто невозможно даже и понять, где же тут само-то движение и действие. Они набросились сами на себя и сами себя уничтожили, приняв уже не собственное, а какое-то переносное значение.

Перейти на страницу:

Похожие книги

История русской литературы второй половины XX века. Том II. 1953–1993. В авторской редакции
История русской литературы второй половины XX века. Том II. 1953–1993. В авторской редакции

Во второй половине ХХ века русская литература шла своим драматическим путём, преодолевая жесткий идеологический контроль цензуры и партийных структур. В 1953 году писательские организации начали подготовку ко II съезду Союза писателей СССР, в газетах и журналах публиковались установочные статьи о социалистическом реализме, о положительном герое, о роли писателей в строительстве нового процветающего общества. Накануне съезда М. Шолохов представил 126 страниц романа «Поднятая целина» Д. Шепилову, который счёл, что «главы густо насыщены натуралистическими сценами и даже явно эротическими моментами», и сообщил об этом Хрущёву. Отправив главы на доработку, два партийных чиновника по-своему решили творческий вопрос. II съезд советских писателей (1954) проходил под строгим контролем сотрудников ЦК КПСС, лишь однажды прозвучала яркая речь М.А. Шолохова. По указанию высших ревнителей чистоты идеологии с критикой М. Шолохова выступил Ф. Гладков, вслед за ним – прозападные либералы. В тот период бушевала полемика вокруг романов В. Гроссмана «Жизнь и судьба», Б. Пастернака «Доктор Живаго», В. Дудинцева «Не хлебом единым», произведений А. Солженицына, развернулись дискуссии между журналами «Новый мир» и «Октябрь», а затем между журналами «Молодая гвардия» и «Новый мир». Итогом стала добровольная отставка Л. Соболева, председателя Союза писателей России, написавшего в президиум ЦК КПСС о том, что он не в силах победить антирусскую группу писателей: «Эта возня живо напоминает давние рапповские времена, когда искусство «организовать собрание», «подготовить выборы», «провести резолюцию» было доведено до совершенства, включительно до тщательного распределения ролей: кому, когда, где и о чём именно говорить. Противопоставить современным мастерам закулисной борьбы мы ничего не можем. У нас нет ни опыта, ни испытанных ораторов, и войско наше рассеяно по всему простору России, его не соберешь ни в Переделкине, ни в Малеевке для разработки «сценария» съезда, плановой таблицы и раздачи заданий» (Источник. 1998. № 3. С. 104). А со страниц журналов и книг к читателям приходили прекрасные произведения русских писателей, таких как Михаил Шолохов, Анна Ахматова, Борис Пастернак (сборники стихов), Александр Твардовский, Евгений Носов, Константин Воробьёв, Василий Белов, Виктор Астафьев, Аркадий Савеличев, Владимир Личутин, Николай Рубцов, Николай Тряпкин, Владимир Соколов, Юрий Кузнецов…Издание включает обзоры литературы нескольких десятилетий, литературные портреты.

Виктор Васильевич Петелин

Культурология / История / Языкознание, иностранные языки / Языкознание / Образование и наука