Читаем Языковая структура полностью

Во-вторых, мы имеем в виду только лингвистов и отрицаем целесообразность математических обозначении только для лингвистов. Но математическими обозначениями, кроме самих математиков, пользуются также и инженеры, конструкторы, техники, которые должны сами судить о целесообразности и размерах применения математических обозначений в их областях. Это не дело лингвистов, которые только в редчайших случаях могут быть специалистами также и в математике. Обычно лингвисты знакомы только с элементарной математикой, да и ту они очень скоро забывают; а лингвист, изучающий математику для целей своей науки, почти всегда оказывается самоучкой и дилетантом. Поэтому о применимости математических обозначений в технике пусть судят сами техники. Лингвист не знает математики и не обязан ее знать, поскольку он занимается предметом не менее, а, может быть, даже и более сложным, чем сама математика. Правда, когда ему преподносят математические и лингвистические формулы, то он волей-неволей пытается их понять и начинает в них разбираться. Но, поскольку он занимается собственным предметом, то вправе защищаться от тех методов, которые уводят его от лингвистики и заставляют лингвистический предмет понимать как нелингвистический.

Наконец, приступая к анализу применимости математических обозначений в лингвистике для лингвистов, мы должны сделать еще три кратких замечания.

Во-первых, обозначая свои лингвистические достижения математическими знаками, лингвист впадает в абстрактно-объективистскую метафизику, т.к. эти лингвистические обобщения он превращает в абстрактную метафизику идей, которая в лучшем случае для него бесполезна. Что же касается идеологической порочности такого рода обозначительных приемов, то обнаруживать и доказывать ее мы считаем излишним.

Во-вторых, всякое математическое обозначение в лингвистике для лингвистов и всякая операция с ними основаны на логической ошибке petitio principii: сначала делается или используется лингвистический вывод, а потом отбрасывается и как бы забывается и, наконец, тайным путем делается математический вывод, который, якобы, не основан на эмпирическом изучении естественных языков и который впервые только и делает их понятными и научными.

И, в-третьих, математические обозначения, которые в самой математике являются вполне конкретной и реальной картиной математического предмета, в области лингвистики часто оказываются пустой и бессодержательной формой, которая не только лишена содержания, но отсутствием содержания в которой многие математические лингвисты как раз и щеголяют. Однако форма, лишенная содержания, является уже самостоятельным предметом, а не просто формой, которой может являться только при наличии соответствующего содержания, и, кроме того, формой самостоятельной, объективистски-субстанциальной и, значит, требующей для себя собственного обозначения. Нетрудно заметить, что при таком подходе к форме всякое ее обозначение должно требовать все нового и нового обозначения, так что количество таких обозначений должно уйти в дурную бесконечность.

Такого рода оценка математических обозначений в нематематических областях представляется нам очевидной и не требующей доказательств. Однако этим еще не решается вопрос о значении математических обозначений в лингвистике вообще. Здесь высказывается много разных взглядов, то правильных, то неправильных, и большей частью вполне случайных. Поэтому уже давно наступила пора дать себе ясный логический отчет как в сущности лингвистического знака, так и в сущности языкового знака. В данном разделе и ставится цель дать ясную и простую формулу, выражающую собою отношения обоих знаков с полным и непредубежденным изображением научной роли обеих областей[61]. Чтобы дать эту логическую формулу в точном виде, мы должны выдвинуть следующие тезисы.

§ 1. Основное отличие языкового знака от математического

Перейти на страницу:

Похожие книги

История русской литературы второй половины XX века. Том II. 1953–1993. В авторской редакции
История русской литературы второй половины XX века. Том II. 1953–1993. В авторской редакции

Во второй половине ХХ века русская литература шла своим драматическим путём, преодолевая жесткий идеологический контроль цензуры и партийных структур. В 1953 году писательские организации начали подготовку ко II съезду Союза писателей СССР, в газетах и журналах публиковались установочные статьи о социалистическом реализме, о положительном герое, о роли писателей в строительстве нового процветающего общества. Накануне съезда М. Шолохов представил 126 страниц романа «Поднятая целина» Д. Шепилову, который счёл, что «главы густо насыщены натуралистическими сценами и даже явно эротическими моментами», и сообщил об этом Хрущёву. Отправив главы на доработку, два партийных чиновника по-своему решили творческий вопрос. II съезд советских писателей (1954) проходил под строгим контролем сотрудников ЦК КПСС, лишь однажды прозвучала яркая речь М.А. Шолохова. По указанию высших ревнителей чистоты идеологии с критикой М. Шолохова выступил Ф. Гладков, вслед за ним – прозападные либералы. В тот период бушевала полемика вокруг романов В. Гроссмана «Жизнь и судьба», Б. Пастернака «Доктор Живаго», В. Дудинцева «Не хлебом единым», произведений А. Солженицына, развернулись дискуссии между журналами «Новый мир» и «Октябрь», а затем между журналами «Молодая гвардия» и «Новый мир». Итогом стала добровольная отставка Л. Соболева, председателя Союза писателей России, написавшего в президиум ЦК КПСС о том, что он не в силах победить антирусскую группу писателей: «Эта возня живо напоминает давние рапповские времена, когда искусство «организовать собрание», «подготовить выборы», «провести резолюцию» было доведено до совершенства, включительно до тщательного распределения ролей: кому, когда, где и о чём именно говорить. Противопоставить современным мастерам закулисной борьбы мы ничего не можем. У нас нет ни опыта, ни испытанных ораторов, и войско наше рассеяно по всему простору России, его не соберешь ни в Переделкине, ни в Малеевке для разработки «сценария» съезда, плановой таблицы и раздачи заданий» (Источник. 1998. № 3. С. 104). А со страниц журналов и книг к читателям приходили прекрасные произведения русских писателей, таких как Михаил Шолохов, Анна Ахматова, Борис Пастернак (сборники стихов), Александр Твардовский, Евгений Носов, Константин Воробьёв, Василий Белов, Виктор Астафьев, Аркадий Савеличев, Владимир Личутин, Николай Рубцов, Николай Тряпкин, Владимир Соколов, Юрий Кузнецов…Издание включает обзоры литературы нескольких десятилетий, литературные портреты.

Виктор Васильевич Петелин

Культурология / История / Языкознание, иностранные языки / Языкознание / Образование и наука