Именно в модусе «реальность» для текстов вводится понятие «правильных» и «неправильных» текстов. Образцовым «правильным» текстом является сказка. «Мир сказок является простым и правильным (правилосообразным), что позволяет строить непротиворечивую, гармоничную картину мира. В ней «хорошие» герои являются добрыми, умными и сильными, удачливыми, а «плохие» – глупыми и слабыми, их победа никогда не окончательна и в финале добродетель обязательно торжествует […]. К правильным текстам могут быть отнесены как женские, розовые романы, так и мужские детективы и боевики. Последние, при обилии страшных подробностей, не пугают, а успокаивают, действуя, как и красивый женский роман» [Улыбина 1998: 69]. Элементы «правильных» текстов присутствуют и в высокой литературе, когда, например, наказана преступившая нравственный закон Анна Каренина, а добродетельная Кити заслуживает счастья в финале романа.
В свою очередь отмечается, что «к неправильным текстам можно отнести как образы блатных песен, «жестоких романсов», городского фольклора, так и образы романов Достоевского и многие другие, не вписывающиеся в систему стабильных ценностей. В неправильном мире существуют хорошие и слабые герои (несчастная добродетель типа Макара Девушкина), проигрывающие в схватке с жизнью, обаятельные мерзавцы, которые умудряются улизнуть от возмездия, и пр. Эти сюжеты показывают несовпадение морали и успеха, силы и добродетели. Мир, изображенный в них, не удобен, не пригоден для жизни, и соблюдение любых правил либо глупо, либо трагично» [Улыбина 1998: 70].
Как известно, аномальное в одном отношении явление может не быть таковым в другом. Это справедливо и для «неправильного» в модусе «реальность» художественного текста, который, будучи рассмотренным в модусе «текст», явно не является аномальным, т. е. вполне прагматически успешен, эстетически завершен и достигает адекватного художественного эффекта у читателей.
Более того, часто именно аномальность в модусе «реальность» является залогом максимальной художественной эффективности, т. е. нормы в модусе «текст». По словам Н.Д. Арутюновой: «Целая серия литературных жанров образовалась в результате выбора определенной области отступлений от жизненного стандарта. Таковы героические и эпические поэмы, рыцарский роман, приключенческая литература, детектив, плутовской роман, фантастика, миф, готический роман и его современные рефлексы, жанр ЖЗЛ, исторический роман, гротеск, триллер, сказка и др.» [Арутюнова 1999: 88].
Практически любой литературный текст, рассмотренный на содержательном уровне, в каком-то смысле даже предполагает аномальность (с точки зрения некоего «прототипического мира») героев – невероятно сильных в героическом эпосе, невероятно умных – в детективе и пр., фабулы и сюжета – невероятность событий и обстоятельств, например, в авантюрном романе или научной фантастике и т. д. И эта аномальность выступает едва ли не определяющим фактором вообще порождения данного текста как такового – жанровым, сюжетно-композиционным и др.
Но это – аномальность художественного текста в модусе «реальность». И тогда справедливо возникает еще один вопрос: существуют ли собственно
Таковой для текстов можно было бы считать, например, законы жанра, скрупулезно регистрируя их нарушения для трагедии, детектива или сонета. Однако в истории литературы хорошо известно, что самые удачные произведения вырастают как раз из нарушения жанрового канона. И тем более жанровая неопределенность присуща современной литературе.
Видимо, нарушение жанровых канонов, самих по себе весьма расплывчатых и неопределенных, входит в «правила игры» в литературе и должно быть признано скорее нормой, нежели аномалией. Аномальным в прагматическом смысле будет, скорее, слепое следование «канону» – как провоцирующее неинформативность, тавтологичность и, как следствие, возможный провал в плане художественного воздействия на читателя.
Можно предположить, что для художественного текста, рассмотренного в модусе «текст», аномалиями можно считать всевозможные языковые аномалии – разного рода нарушения при употреблении слова или порождении высказывания на формальном и семантическом уровне.
Однако точно так же, как в наших предыдущих рассуждениях, когда логическая аномалия типа