Ибо не ведают, что творят

Сейчас смешно вспоминать, но и полторы странички, тщательно выписанных мною, опять подверглись редакторскому «разносу» – хотя я все-таки был уже как-никак писатель с определенным стажем, а редактор – та же, не так уж и давно окончившая институт девчонка. Но ей надо было показать свое доскональное «знание материала» перед начальством и свою «основательную работу с автором». Когда я все же настаивал на своем, считая, что она предлагает дурь, она упорно не уступала, а когда я, исчерпав все доводы, вынужден был напомнить ей, что ведь автор я, и моя, а не ее фамилия будет стоять на обложке, она возмущенно краснела и в свою очередь заявляла, что редактор она, и ее фамилия тоже будет… Пусть не на обложке, пусть петитом в выходных данных, но будет же! В общем, это был настоящий дурдом, но приходилось терпеть.

И все же это были счастливые дни, потому что я вновь и вновь путешествовал в «джунглях» – и сочиняя свою книгу, и время от времени опять ползая в траве с фотоаппаратом… А кроме того читал все новые и новые книги на эту тему, изучая потрясающий мир мелких живых существ – непривычных по форме, ярко раскрашенных, обладающих удивительными способностями и порой так похожих… на нас с вами!

«…Велосипед остался лежать под кустом, а я, затаивший дыхание путешественник, шагнул в мокрые, сверкающие на утреннем солнце зеленые дебри.

…И увидел переплетение гладких светло-зеленых стволов, удлиненных тропических листьев, увешанных десятками голубоватых алмазов. То тут, то там ослепительно вспыхивали радуги. В беспорядочном хаосе желтым уютным островком светилась глянцевитая чашечка лютика. Миниатюрная глазастая мошка соблазнилась уютом, села на лепесток, но, обмочив в кристальной воде свои мохнатые ножки, тотчас взлетела… Каждая капля действительно отражала весь мир, но больше всего она отражала солнце и небо. Особенно живописными были те, что лежали в углублениях листьев – тяжелые, льдисто-объемные, невиданно крупные драгоценности, круглящиеся в зеленоватой оправе.

Полянку можно было пересечь за несколько секунд – вся-то она шагов пятьдесят в поперечнике, но, погрузившись в ее дебри, я ощутил себя в настоящих таинственных, полных кипучей, неведомой жизни, бескрайних джунглях.

Вот белые цветы-звездочки, ставшие в видоискателе фотоаппарата необычайно большими. Черные и ярко-красные тычинки и пестики купаются в выпуклой капле, переполнившей декоративную белую, словно фарфоровую, тарелку, составленную из гофрированных лепестков. Капля не выливается… Может быть, из таких тарелок пьют воду гномы? Что это за цветы? Неужели обыкновенная звездчатка, почти незаметная обычно в траве?

Огромные лиловые с красноватыми живыми прожилками на бархате волшебные репродукторы – цветы луговой герани. Может быть, мы просто не слышим звуков, которые они издают? Может быть, если получше прислушаться, можно что-то таинственное услышать? Наверняка! И до чего же красив этот сказочный фиолетовый цвет!