Ибо прежнее прошло. Роман о ХХ веке и приключившемся с Россией апокалипсисе

- Да так, чудной. Я к нему в отдел тоже одно время прибираться ходила. Бывало, моешь пол, а он вдруг встанет из-за стола, подойдет вот так и смотрит, смотрит. Потом и говорит: "Ты, - говорит, - баба Маня, у нас господствующий класс. Все, говорит, - у нас в стране только ради тебя делается. Все, баба Маня, для тебя трудятся." Посмотрит эдак важно-важно и обратно шнырк за стол. Чудной.

Вера Андреевна подняла, наконец, голову и улыбнулась. Старушка сразу оживилась, остановилась подметать.

- И что это, скажи на милость, за распорядок такой он тебе устроил - по субботам работать. У всех граждан в нашей стране по два выходных.

- Так за то я, Марья Васильевна, на полутора ставках числюсь, полторы зарплаты получаю. А погулять и завтра успею.

- Завтра, голубушка моя, погоды такой не будет.

- Откуда ж ты знаешь?

- Э-э, милая, откуда. Ты доживи, как я, хотя б до семидесяти - так и сама будешь знать, откуда. В костях сегодня, как проснулась, ломит. Может, что и к вечеру уже дождь пойдет.

- Ну, так в обед погуляю, - сказала Вера Андреевна, снова склоняясь над карточками. - Мне так и так еще на почту идти.

На улице в это время послышался цокот копыт. Проезжал извозчик. Когда он поравнялся со зданием, из окон библиотеки видны были ноги лошади и колеса. В Зольске был только один извозчик - бородатый и неразговорчивый дядя Миша. Ввиду небольших расстояний города работы у него было немного - с поезда захватить кого-нибудь с вещами или вечерком подвезти подгулявшего служащего.

- На день рождения-то с этим пойдешь - с усатым? спросила вдруг Марья Васильевна.

- Что-что? - вскинула брови Вера Андреевна. - С каким усатым? С Харитоном? А ты откуда знаешь?

- Во-во - с Харитоном, - не без труда переломившись в пояснице, Марья Васильевна смочила в ведре и отжала тряпку. Не пара он тебе, вот что я скажу.

- Да ты о чем вообще, баба Маня? Какая еще пара - не пара? Это что - с того, что нас тогда на Валабуева увидала? Ну и ну... Так и чем же он тебе не потрафил? Усами? Ты ведь его и не знаешь.

- Почему ж не знаю? Знаю.

- Откуда ты его знаешь?

- Да уж знаю, - упрямилась старушка. - Беседовали.

- С Харитоном? Где ты с ним могла беседовать?

- Известно, где. Там, - кивнула она набок, - у него. Давно это, правда, было. Еще прошлой весною. Вызывал меня.

- Зачем это?

- Ну, известно, зачем туда вызывают, не на пироги...неохотно словно бы рассказывала старушка. - Работу предлагал.

- Какую еще работу? Убираться?

- Как же, убираться. Своих у них уборщиц, поди, хватает, Марья Васильевна посмотрела исподлобья.

- Ну, ну...

- Фискалить предлагал.

- Тебе?!

- А то кому же?

- Да ну, перестань, баба Маня.

- Вот те крест! Знаешь, какой ласковый поначалу был. Ты, говорит, обязана понимать, Марья Васильевна - трудное у нас нынче время. Враги, мол, кругом. А ты у нас в какие только двери не вхожа. И разговаривать при тебе никто не стесняется. Ты только, говорит, слушай повнимательней, о чем разговаривают, наматывай на ус. Я потом к тебе загляну - расскажешь.

- Ну и что же ты?

- Отказалась, конечно. Виданное ли дело - к людям прибираться ходить, да потом на них же фискалить.

- А он?

- Ну, уговаривал поначалу. То да се. А потом разошелся. Кричать на меня стал, сапожищами топать. Боялась я тогда, что заарестует. Не пара он тебе совсем.

- Ну, вот, не пара. Ты скажи лучше, многим ты про это уже разболтала?

- Да никому почти.

- Ладно уж, рассказывай - "почти". Он тебе бумагу давал подписывать, что никому об этом не скажешь?

- Может и давал, не помню уж. Да я ведь только своим.

- Ты, баба Маня, за свой язык, - покачала головой Вера Андреевна, - когда-нибудь погоришь.

Старушка посмотрела на нее кротко-кротко.

- Погорать-то мне поздновато уж будет, Верочка. И без того я, почитай, давно как свечка перед Богом стою. Дунет - и нет меня. Нешто мне на старости лет еще из-за бумажки беспокоиться.

- Ладно, ладно, не прибедняйся.

Марья Васильевна вздохнула, подняла ведро и пошла прибираться в хранилище. Вера Андреевна вернулась было к картотеке. Но тут же та снова появилась в открытой двери.

- А еще старушки сказывали, - добавила она серьезно, - что у усатого этого мать блаженненькая. Так будто он ее дома, как собачонку, держит. В комнате запирает и сутками есть не дает.

- Ты слушай их больше, - сказала Вера Андреевна, не отрываясь. - Старушки твои и не то расскажут.

Через несколько минут вернувшись из хранилища, Марья Васильевна вид имела задумчивый. Отжатую тряпку она перекинула поверх ведра, ведро и швабру поставила у входной двери. Пройдясь по комнате, она остановилась у шкафов, пару раз вздохнула, соскоблила пятнышко со стекла.

- Слышь, Верочка, - позвала она как-то не очень уверенно. - Дала бы ты и мне что ли какую-нибудь книжицу почитать.

- Тебе какую? - спросила Вера Андреевна. - Про любовь?

- Ну, полно тебе, про любовь... - старушка отерла лоб рукавом, подумала. - А вот дала бы ты мне книжку - такую, чтоб не шибко толстая, большими буквами и чтобы растолковано было понятливо: есть ли, значит, Бог на свете или, может, вправду Его нету.