Ибсен. Путь художника

В том и заключается парадокс: аутсайдер силен как раз тем, что не имеет силы, оставаясь вне сферы влияния авторитетов и политических марионеток. Таков идейный смысл финала драмы. Но по ходу действия Стокман делает и другие открытия — прежде всего, узнаёт правду о либералах с их «независимой прессой». Доктор исследует важнейший вопрос: как личность подавляется «демократическим» большинством общества, бюрократией и власть имущими? Это делает произведение Ибсена актуальным на все времена.

Одним из тех, кто оценил универсальность содержания этой драмы, был Артур Миллер[76], автор пьесы «Смерть коммивояжера» (1949), которая вошла в число лучших произведений, критикующих американское общество. Год спустя Миллер взялся за переработку «Врага народа», стремясь «адаптировать» драму Ибсена к американским реалиям. В завершающей части драмы он отходит от оригинала настолько, что искажает авторский замысел.

У Миллера в финальной сцене толпа агрессивно настроенных обывателей приближается к дому, где живет доктор. Фру Стокман в отчаянии вопрошает, что происходит. Доктор безуспешно пытается ее успокоить. Единственное, что он может сказать ей: мы боремся за правое дело, поэтому мы одиноки. «Но это дает нам силу. Мы — самые сильные люди на свете…» Толпа выкрикивает угрозы — это лишь укрепляет решимость доктора и его домочадцев. Готовясь к схватке, доктор говорит: «…А сильным нужно учиться быть одинокими!»

Тем самым Миллер полностью изменяет финал ибсеновской драмы. У Ибсена само одиночество придает человеку силу, одиночка уже силен благодаря своему одиночеству. Доктор Стокман в оригинале не подвергается нападению агрессивно настроенной толпы — она отступает. Среди своих ближних — немногих избранных, поддерживающих его, — доктор чувствует себя в относительной безопасности.

Возможно, Миллер изменил финал пьесы таким вот образом потому, что был встревожен кампанией преследования «антиамериканских элементов», развернувшейся в США при президенте Маккарти, в атмосфере лжи и фашиствующего экстремизма. Кроме того, в миллеровской версии драмы главным оратором на сходке горожан выступает Петер Стокман, представитель власти и главный обвинитель. Он яростно нападает на своего брата, называя его революционером и врагом общества. (Американская публика, судя по всему, усматривала явную иронию в намерении доктора эмигрировать в… Америку!) Самому доктору дают слово ближе к концу собрания, и его быстрее, чем в драме Ибсена, вынуждают замолчать.

И в описании этой сходки, и в трактовке финала пьесы Миллер сильно расходится с Ибсеном, которому присущ некий духовно-аристократический радикализм. Однако в обеих версиях драмы выражается убежденность в том, что сознание большинства людей формируется обществом, и это роковым образом меняет жизнь каждого индивида. Большинство этого не замечает, но Стокман видит, что данное общество посягает на естественные права человека и лишает его свободы. Это открытие побуждает героя протестовать. В том и состоит универсальность содержания ибсеновской драмы, давшая Миллеру возможность переработать ее в соответствии с реалиями США.

Еще раньше некоторые режиссеры и писатели подметили, что драма Ибсена, с некоторыми оговорками, может быть весьма актуальна в эпоху общественных потрясений. В России накануне революции 1905 года известный русский театральный деятель К. С. Станиславский сыграл роль доктора Стокмана. Эта роль была для него одной из самых любимых. Станиславский так взволновал публику словами о правде и свободе, что представление пришлось прервать. В автобиографии он писал, что из-за этого в театре разыгралась настоящая сцена народных волнений.

Во Франции драма Ибсена была поставлена в театре «Эвр» в 1898 году, в ознаменование семидесятилетия драматурга. Тогда в самом разгаре было дело Дрейфуса[77], и Эмиль Золя яростно обличал французское правосудие. Режиссер Люнье-По[78] несколько изменил текст драмы, дабы подчеркнуть ее актуальность, и спектакль вызвал бурные волнения. Для публики доктор Стокман стал явной параллелью Золя — одиночке, живущему по совести и героически борющемуся против власть имущих. Обвинения доктора воспринимались как обвинения Золя. Актеров на сцене постоянно прерывали криками «Да здравствует Золя!» — и представление длилось вдвое дольше назначенного времени. Год спустя «Враг народа» был вновь поставлен в том же театре, и вновь в атмосфере горячего энтузиазма и жесткой конфронтации.