Ибупрофен

– Приходи завтра, ладно? В полдень. Паша поедет в контору свою, и мы останемся вдвоем. Мне надо тебе открыться, или я задохнусь от переживаний.

Страшное подозрение мелькнуло у меня.

– Он тебя обижает? – прошептал я. – Бьет?

– Нет, что ты. Никогда. Мне так проще, когда за стеной никого нет, понимаешь? Приходи, ладно?

Она провела пальцами по моим волосам.

Я брел к себе в смятении. Любой прошаренный мужчина на моем месте воспользовался бы моментом. Да что там любой – я бы и сам воспользовался в любом другом случае. А в тот вечер сама мысль, будто я под терапевтические речи раздену Женю, представлялась кощунственной. Такой поступок стал бы эгоистичным, примитивным, унизительным. Тут даже не в морали дело. Это как если бы я напился в хлам, до поросячьего визга, элитным вином. Впрочем, дурацкое сравнение, потребительское слишком.

Как вы догадываетесь, я исполнил пожелание Жени. Причем по дороге к ней случился обидный конфуз. Меня остановил полицейский-араб с тонкими усиками и поинтересовался, куда я направляюсь. От волнения я заговорил с ним на английском, на что блюститель порядка зачитал мне целую лекцию о профилактике «короны». На чистейшем французском и с подчеркнутым лягушатным высокомерием. Меня это возмутило. По роже ведь видно, что у него родители в Алжире каком-нибудь финиками торговали, а сам европейца из себя корчит.

Как бы то ни было, к Жене я явился в полдень. Павел, как и предполагалось, отсутствовал. В гостиной царил полумрак, и я не сразу сообразил, что занавески задернуты. Женя, забравшись с ногами на кровать, прижимала к груди плюшевого тюленя и избегала моего взгляда. Что-то трогательно-беспомощное читалось в этой позе и вместе с тем инфантильно-искусственное, как будто сцена из западного сериала для подростков. Я возненавидел себя за это сравнение в ту же секунду, когда оно пришло на ум.

– Так много хотела тебе сказать, – пробормотала Женя. – А сейчас веду себя глупо и некрасиво.

Она закусила губу. Я робко – именно робко, без драматического преувеличения – дотронулся до плеча девушки, которая завладела моими надеждами и мечтами.

– Я твоя… – прошептала она.

Я прижал ее к себе и поцеловал. Дыхание Жени приводило меня в трепет. Ее локоны касались моей шеи, пуская ток по всему телу. Мои руки заскользили по ее спине, пояснице…

И в голову опять некстати полезли мерзкие ассоциации. Все складывалось шаблонно, как по указке бездарного режиссера.

Я отодвинул Женю от себя и спросил:

– Это Павел подстроил сегодняшнее свидание?

Ее глаза округлились, и я по-своему истолковал это изумление.

– Эта волнительная атмосфера, эта недосказанность, – перечислял я. – Он словно нарочно толкал тебя в мои объятия. Любой бы на моем месте засомневался, начал бы сверять факты.

Женя молчала. Уголки ее глаз дрожали.

– Если я ляпнул что-то не то, прости ради бога, – продолжал я закапывать себя. – Пойми, как это смотрится со стороны. Павел придавлен клятвой, которую взял с него ваш отец. А тут подворачивается шанс сбросить этот тяжелый груз, передать тебя в мои руки. Я не сомневаюсь, что ты искренне привязалась ко мне, не сомневаюсь в твоей искренности…

Я вновь обнял Женю, но она вырвалась и убежала в ванну. Донесшие оттуда рыдания чуть успокоили меня. Во всяком случае, уверял я себя, пока Женя плакала, она не резала вены.

Я тщетно пытался заговорить с ней через дверь. Стучался, дергал за ручку, рассказывал анекдоты. Женя не откликалась и не выходила. Я караулил у ванной до возвращения Павла.

– Разбирайтесь сами, – брякнул я.

Он посмотрел на меня как дурак – и только.

На следующий день я испугался, какую ошибку совершил. А еще три дня созревал, чтобы наведаться к Жене и извиниться. На звонки она не отвечала, мессенджер не читала.

Я без толку звонил в дверь, стучал и злился на тишину с другой стороны. Ни у кого бы не хватило выдержки меня игнорировать. Очевидно, что Женя и ее брат куда-то уехали, и я тщетно прождал их в подъезде до глубокой ночи.

Я так и не увидел ее больше, хотя, наплевав на законопослушание и заразные слухи о новой чуме, упорно ходил к успевшему стать для меня родным дому. Надо думать, Павел поднял свои связи, чтобы посреди локдауна организовать переезд. Он любил сестру. Обещание отцу и ревностная забота о ней соединились. Павел сработал быстро и решительно, оградив Женю от меня.

Такой вот сказ. Остается добавить, что скоро я улетел из Парижа спецрейсом. Стюардессы молча и старательно, точно актрисы из пантомимы, следовали за мертвым голосом из динамика. Они указывали на аварийные выходы и учили надевать кислородную маску. Я отстраненно наблюдал за всем этим и не понимал, информируют меня или соблазняют. Скорее второе, потому что каждый в салоне слышал правила безопасности тысячу раз.

Дым с тобой, повторял я про себя, дым с тобой.

Чем дальше я убеждал себя, будто все это досадный эпизод, тем больше зацикливался на Жене. Менял психологов, изливал душу, пробовал разные техники. Ну, знаете, путь к дазайну[2] и дзену лежит через дизайн человека, как утверждают мозгоправы. И прочая лабуда.