А что, если он и правда не заслуживает чудесной дочери? Что, если Доротею, чуткую, смышленую, ангельскую натуру, его кроткую голубку, Мусатов всего-навсего выдумал и убедил себя в ее реальности? Что, если этот вымысел – единственный способ свыкнуться с гнетущей действительностью и не стать одним из героев той самой криминальной хроники?
Предчувствие жуткой истины коснулось Мусатова. Он побежал домой. Голос в голове неумолимо отсчитывал: «Один, два, один, два, один, два». Один – вперед выбрасывается правая нога, два – левая.
Взлетев по лестнице и чуть не сломав замок, Мусатов помчался в спальню и решительно распахнул дверь.
Мерно гудел процессор. На мониторе – красно-зеленое на черном – тянулись хитроумные графики.
Доротея оторвалась от компьютера.
– Папа, ты опять себя чем-то напугал?
Доктор Врач
Степан как будто продирался через лаз, темный и душный. Там, на выходе, ждало пробуждение. А следом душ и ибупрофен. Особенно ибупрофен. Даже сквозь сон чувствовалось, как раскалывается голова.
Будильник не звонил.
Наконец лаз оборвался. Тело синхронизировалось с мыслями и ощущениями. Не размыкая век, Степан потянулся за телефоном.
Разминувшись с тумбочкой, рука свалилась в пустоту. Степан машинально дернулся наверх, но спина будто присохла к жесткой постели. Шея напружинилась и стрельнула болью.
Помещение, в котором проснулся Степан, и близко не напоминало его комнату. Что-то просторное, необжитое и холодное.
Заложенный нос уловил аптечные запахи. Как если бы здесь постоянно открывали-закрывали склянки с лекарствами и их дух не успевал выветриться.
Тусклый свет мучил глаза. В черепушке гудело так, что Степан не поручился бы за реальность происходящего. Похоже, разум обманул с выходом на поверхность, и темный лаз по-прежнему держал в плену. Со Степаном такое раньше случалось не раз. Ранним утром он якобы пробуждался и беспомощно лежал в постели, в то время как на него беззвучно надвигалась мутно-белая сущность и, напугав до смерти, уплывала за угол обзора. Степан пробовал кричать – язык не слушался. Пробовал провожать призрак взглядом – шея не поворачивалась. А спустя минуту наступало настоящее пробуждение.
Степан крикнул – робко, слабо. Больше простонал, чем крикнул. Он еще не разобрал правила этого сна.
Слева что-то щелкнуло. Дверь, обшитая некрашеным металлом, распахнулась. Из коридорного мрака показался неизвестный тип в рабочей униформе. Он прошествовал к Степану и молча навис над ним.
Страх, который охватывал Степана в утренних снах о призраках, опять объял его. Не в силах зажмуриться, он озирал незнакомца. Поверх линялой джинсовой рубашки и замызганных синих штанов лоснился старый кожаный фартук. Лицо неизвестного, и без того продолговатое, вытягивалось за счет острой бороденки. В юрких черных глазах, словно питавшихся энергией за счет обескровленных губ и впалых щек, горело что-то нездоровое. Плешь подбиралась к темени со стороны лба, причем не по центру, а с флангов, точно продолжая вертикальные морщины. На залысине, что справа, выпирала шишка, похожая на намечавшийся рог.
– Ам! – рявкнул незнакомец и захихикал.
От его смеха стало холоднее. У Степана застучали зубы.
– Виноват, – признал тип. – Напугал так, что лишил вас дара речи. Наверное, мы не с того начали знакомство.
Тип вышел и захлопнул за собой дверь. Спустя мгновение он снова возник на пороге и отвесил вежливый поклон.
– К вашим услугам, Тарас Микитич Петренко. Дончанин в двенадцатом поколении. Урожденец Незалежной, так получается. Медик. Люблю рыбалку и холодное оружие. Бежал в Россию в разгар второй донбасской кампании. Холостой, бездетный, забочусь об отце-инвалиде. Рад приветствовать вас на своем операционном столе!
Степан вскрикнул и задергал руками. Лишь сейчас до него дошло, что он и впрямь на операционном столе. Чокнутый облачил его в полосатую пижаму, а также обмотал тело и ноги клейкой лентой в несколько слоев.
– Что вы дрыгаетесь, Степан? – с укором произнес «медик». – Операционный стол вовсе не значит, что я собираюсь вас оперировать. Может, я хочу провести над вами опыты. Или вообще занимаюсь черной трансплантологией.
Черные трансплантологи – торговцы органами, вспомнил Степан. Крадут здоровых людей и потрошат на запчасти.
– Помогите! – заорал он. – Пожар! Пож-а-а-ар!
Тип повел себя странно. Он вслух отмерил три широких шага и встал ровно напротив Степана. Длинные пальцы выудили из нагрудного кармана отвертку. Самозваный медик, взяв ее большим и указательным пальцем, тщательно прицелился.
Звякнуло в считаных сантиметрах от левого глаза.
– Заткнись, – приказал тип.
Маньяк бережно поднял отскочившую отвертку и убрал в карман.
– Люблю дартс, – как ни в чем не бывало продолжил сумасшедший. – Мажу постоянно, но люблю. Утешаю себя, что органически непригоден к этой игре. Чтобы выбивать три раза по шестьдесят, надо родиться англичанином или шотландцем и регулярно тренироваться в барах. Пивка тяпнул – партию сгонял. Еще тяпнул – еще сгонял. Никакой романтики.