Ибупрофен

Маньяк вытащил скальпель из правой ноги и без проволочек отсек оставшийся мизинец. Не реагируя на истеричные мольбы пленника, псих снова вонзил окровавленный нож в бедро и провел глубокую полосу длиною в целый Панамский канал. Сквозь огненно-черные круги, пляшущие на радужке, Степан разглядел, как садист поливает свежие раны водкой.

Пустоту на месте мизинца он, как и в первом случае, прижег зажигалкой, а рассеченные края на бедре, натянув их двумя пальцами, скрепил степлером.

Степан вопил от боли, раздирающей на части. Спасительное беспамятство, столь желанное, не наступало.

Псих принес изоленту. Одним куском заклеил бедро, а другим залепил рот.

– Я же предупреждал, что ненавижу, когда орут! Это сбивает с толку, заставляет нервничать! Предупреждал же!

И обрушил ладонь на ноющий нос. Словно по кнопке саданул. Зашедшись в кашле, заточенном под скотчем, Степан высморкал вату с налипшими кровяными сгустками. Хлынувшая наружу кровь струей потекла обратно.

– Ладно-ладно, – проворчал безумец. – А то захлебнешься мне тут.

Он отодрал изоленту с губ и сунул в кровоточащую ноздрю очередную порцию ваты с перекисью.

Фиолетовые пятна водили хороводы перед глазами. Сил на крик не оставалось.

Маньяк между тем теребил невесть откуда взявшуюся пузырчатую пленку и лопал шарики.

– Говорят, снимает стресс, – объяснял он в камеру. – У меня наоборот. Едва эта штука попадает ко мне в руки, начинаю нервничать, как бы не пропустить ни один пузырек. Пока не удостоверюсь, что взорван каждый, не успокоюсь.

Хлоп. Хлоп. Хлоп-хлоп.

– В такие секунды воображаю себя рыцарем, который освобождает воздух из полиэтиленовой тюрьмы.

Распирающая боль удерживала Степана в сознании.

– Пожалуйста, – проскулил он. – Пожалуйста, анальгетик.

– Страдаешь?

Степан слабо кивнул.

– Почему-то считают, что у страдающих больше прав. Подай им то, подай се. Почтение прояви. А как по мне, если кто-то страдает, еще не факт, что это незаслуженно.

Тем не менее псих вкатил в катетер обезболивающее.

– Поделюсь одним своим переживанием, уважаемые зрители, – сказал безумец. – Только не смейтесь. Это очень интимный момент. Мне потребовалось много храбрости, чтобы в таком признаться. В общем, наверняка все вы смотрели сериал «Красные» от «Нетфликс». Если не смотрели, то хотя бы в курсе, что это левая агитка, проспонсированная Социалистической партией США. Той самой, которая за социалистов без демократов. Создатели проецируют свои влажные фантазии на прошлое, поэтому красные там хорошие, а белые плохие. В фильме, когда большевикам позарез надо кого-то казнить, они суетятся насчет законности и все обставляют так, будто ничего не попишешь. Зато белые о легитимности не парятся. Вешают на столбах, расстреливают пачками, оставляют тела гнить на солнце – короче, куражатся по полной. Мне больше всего в память врезалась сцена, где верховный правитель Колчак с дьявольской лыбой самолично стегает кнутом какого-то щуплого подростка.

Маньяк не переставал лопать пузырьки.

– Вы помните этот эпизод. На улице мороз минус двадцать, дверь в конюшню распахнута, а бывший адмирал, у которого аж соски встали от возбуждения, в одних кальсонах упоенно бьет мальчика. Из спины винегрет готовит. Причем за мальчиком вины-то нет никакой. По задумке авторов, такое поведение должно демонизировать Колчака. Типа смотрите, какой злодей. Эффект же достигается прямо противоположный. Колчак, в отличие от красных командиров, в противовес Ленину и Троцкому, озабоченным революционной этикой, открыто наслаждается насилием. Это наслаждение бесстыдное, не отягощенное муками совести. Такому бесстыдству долго учатся, вытравляя из себя раскаяние, каленым железом прижигая всякую жалость. И когда уроки бесстыдства усвоены, человек наконец прекращает стесняться радости от боли, которую он причиняет. Колчак в сериале уже не стесняется. Не стесняется. А я вот все еще стесняюсь.

Голову Степана точно наполнили песком. Слова слышались отчетливо, содержание ускользало. Может, сотрясение?

– Прежде чем кинетесь меня осуждать, признайте одну вещь. Вы ждали зрелища – вы его получили. Вы ведь обожаете насилие. Чем оно изобретательнее, тем больше заводит. Вы тащитесь от жестоких фильмов и передач, при этом повторяя: «Главное, чтобы все понарошку. Чтобы в реальности никто не пострадал». Эти мантры вам нужны, чтобы прикрыть мрачные фантазии. На деле вы как раз желаете, чтобы в реальности кто-то пострадал, а вы никакой ответственности за это не понесли. Дескать, пускай вас хорошенько взбодрят, но без последствий для вашего здоровья и искалеченной совести.

Псих помолчал и продолжил:

– Хотели бы вы подергать кошку за соски? Или изнасиловать одинокую старушку из соседней квартиры? Или закопать в песочнице живого младенчика? Или… Вижу, как вы заерзали. Потому что воображаете эти сцены в голове, идентифицируете себя с насильником. Насильником, неспособным порадоваться боли, которую причиняет.

Садист долопал пакет и швырнул на пол.

– Впрочем, вы не обязаны верить моим словам. Вдруг я всего лишь желаю повесить на вас чувство вины за потрепанного Степана.