Идальго

— Авраам Иванович, Саша просит не вас лично все это выстроить, а только общее руководство всеми архитекторами, кто этим заниматься будет, осуществлять. Чтобы все здания были в одном стиле, друг с другом гармонировали — и то в Москве или в Петербурге по улице пройдешь — так все дома друг на друга настолько непохожи, что становится и вовсе непонятно, ты в России находишься или в Германии какой, или даже, не приведи Господь, в Англии богомерзкой.

— Почему богомерзкой? — очень удивился Мельников.

— Так пресвятая дева Мария их называет, а она ведь не ошибается.

— Пресвятая дева… да, конечно. Александр Иванович, я с огромным удовольствием постараюсь просьбу вашу исполнить в самые кратчайшие из возможных сроки. И многих других очень хороших архитекторов на работу эту направить постараюсь, уверен, что ни один отказаться не посм… не пожелает. Думаю, что проекты всех зданий вам потребных я… мы уже зимой этой на ваше рассмотрение предоставим, а как снег сойдет, то и постройку начнем. И если запасы кирпича, цемента, прочего всего в наличии будут…

— Будут, будет и камень отделочный, какой вы пожелаете, и прочее все. Только вы уж всех архитекторов предупредите: здания сии — все до единого — должны иметь центральное водяное отопления с батареями чугунными, водопровод и канализацию. Я вам пришлю, где-то через неделю пришлю заместителя командира строительного батальона, который как раз такими коммуникациями и занимается на стройке в Липцах, он вам все пояснения должные даст, вы ему расскажете, как здания ваши до следующей осени выстроить. А о вознаграждении…

— Александр Васильевич, помилуй бог, о каком вознаграждении вы говорите? Помочь вам в строительстве — уже награда!

— Спасибо за комплимент, но я точно знаю, что даже самый хороший архитектор, если его не кормить, вскорости помрет. Так что все работы будут должным образом оплачены. А срок — срок я назвал. Всё, о чем я вам рассказал, должно быть выстроено до начала следующей осени, а лучше всего — уже к началу августа. И да, на качестве отделки и на материалах пусть никто не экономит: строить-то вы на века будете. Причем так строить, чтобы и правнукам вашим было чем гордиться, на здания эти глядя…

Глава 28

Мне оставалось лишь восхищаться трудолюбием и творческим подходом к решению самых различных задач русскими офицерами. Ну и учеными тоже, ученые просто успели заранее больше знаний получить, а так… Вот был в Казанском университете вполне себе математик Николай Николаевич Зинин, но поручил ему ректор стать химиком — и Николай Николаевич химиком стал. Причем, если мне память не изменяет, одним из лучших химиков страны и вообще академиком — но это в будущем пока. А сейчас он стал химиком и по моей просьбе изобретал толуол. А то вдруг война начнется, а я без толуола сижу.

А без толуола на войне плохо. Я неплохо знал и умел производить нитрирование чего угодно: в школе парни в основном по химии этот процесс и изучают. И поэтому я сумел нитрировать глицерин (тут — спасибо маме-врачу, рассказавшей мне в детстве про использование нитроглицерина в качестве сердечного препарата), целлюлозу (вату я нитрировал), затем — это уже спасибо Дмитрию Ивановичу Менделееву — растворил пироксилин в нитроглицерине (со спиртом, естественно) и сделал столь нужный мне порох для патронов. У меня теперь этим видом спорта небольшая фабрика занималась, с двумя офицерами-химиками и двумя десятками химиков уже крепостных. А для снарядов я все вообще просто сделал: на сланцевом заводе химики уже научились извлекать из смолы фенол и даже делать фенолформальденидную смолу. Вот из карболита я делал пластиковые колбы, в которые набивал тот же фенол, но трижды нитрированный (а колба была нужна для того, чтобы пикриновая кислота не превращалась во взрывчатку, взрывающуюся от чиха в соседней деревне). Но это было долго и дорого, а вот будь у меня толуол…

И весной тридцать седьмого я, оставив ненадолго жену и сына, поехал к Николаю Николаевчу в гости чтобы вежливо так поинтересоваться у него: «где, блин, толуол⁈» И поинтересовался, и даже ответ получил — только и то, и другое не сразу. А сразу я вдруг узнал, что ректором-то Казанского университета работает товарищ Лобачевский собственной персоной!

Перед встречей с Лобачевским я волновался куда как больше, чем перед встречей с тем же Александром Христофоровичем или даже с Николаем Павловичем. Потому что хоть я и программист, но математику изучал и для меня тот же царь был всего лишь «историческим персонажем», а Николай Иванович — легендой. Ну а то, что живьем Николай оказался (как и Бенкендорф) совсем иным человеком, чем это описывалось в книжках, я уже гораздо потомее узнал, когда даже изначальное волнение ушло — а тут…