Идальго

Но все хорошее обязательно заканчивается, и третьего августа «Дева Мария» отправилась в очередное плавание, правда на борту, кроме меня, было уже двенадцать русских офицеров. Только двенадцать все же недолго было: двоих пришлось ссадить на берег уже в Копенгагене, поскольку их так укачало за пару дней при не особо сильном волнении, что даже мне стало ясно: переход через океан они просто не переживут…

Николай с любопытством посмотрел на сидевшего напротив него шефа жандармов:

— Что думаешь об этом идальго, Александр Христофорович?

— Думаю я, Николай Павлович, что человек он весьма странный. Но — искренний, тому что говорит, он верит. А насчет знаний невероятных… не знаю, по крайней мере в географии он точно не силен. С другой стороны, ему это, видеть и не нужно особо, он своей яхтой управляет вовсе не по географии.

— А я не об этом спрашиваю.

— Одно могу сказать: британцев он ненавидит искренне, и — если мы с ними столкнемся — помощь оказать не задержится. Опять же, предложения его по заводам всяким весьма интересны, и в делах заводских он точно смыслит. За новостями в делах технических следит внимательно, всякую новинку тут же придумывает как к пользе применить. Но тут-то как раз и самое странное для меня: к пользе он норовит все приспособить не своей, а государственной. Я тут с людьми его поговорил — не лично, конечно, люди мои их порасспрашивали — так все они твердо убеждены, что стоит ему захотеть — и все страны в Америке Южной с радостью его хоть президентом, хоть королем выберут. Потому как верят они, что ему дева Мария покровительствует. И многие голос ее, с идальго разговаривающей, слышали…

— Я ее сам слышал.

— Не знаю, кого ты там слышал, но что на корабле женщин нет — в это я, пожалуй, и сам поверить могу. Одлнако если в Вене когда еще сделали автомат, в шахматы играть способный, то почему бы нынче не сделать автомат, способный женским голосом говорить? Хотя… пятеро из семи его посольских поклясться готовы, что явление пресвятой Богородицы своими глазами видели… так я не об этом: он может все те страны своей вотчиной сделать — а старается не себе все забрать, а людям тамошним жизнь счастливой сделать. И то, что он нашим инженерам говорил — все предлагаемое больше простым людям на пользу пойдет. Но почему я ему верить склонен, так это потому, что он особо оговаривает, что все заводы, по его проектам выстраиваемые, должны быть исключительно казенными.

— Так разворуют же всё!

— А купцы наши — они что, сами все работы у себя делают? Управляющих нанимают — вот и казна может управляющих честных подыскать.

— Самому не смешно?

— Так он и способы приведения людей к честности предлагает… действенные, по моему мнению. А даже если и своруют, как и у купцов оно случается — то лишь толику малую, а доход весь в казну пойдет. И опять же: всё, что нынче мы обустраивать начнем, будет выстроено за деньги, что он на это дело выделил, так что России, даже если и не выйдет из его затей ничего, всяко прибыток будет. А вот числа, что сей господин по образованию мужиков приводил, все же изрядное сомнение у меня вызывают.

— Согласен, сказочные у него расчеты получаются… но даже если он не вдвое, а вчетверо проврался…

— И снова скажу: казна трат не понесет, а увидеть, насколько расчеты его на правду похожи будут, нам всяко полезно. Ведь есть в его словах резоны, я тут специально попросил людей знающих вызнать кое-что. Ответ я, конечно, не так уж и скоро получить рассчитываю, но уже узнал, что в Дептфорде англичане на работу берут лишь тех, кто сам прошение напишет, причем в присутствии чиновника — а прошение там не простое, на трех страницах составляется…

— То есть…

— То есть я думаю, что пусть в новом городке на Кальмиусе он все обустраивает как хочет, вреда России дела его точно не нанесут.

— А этот, тайный его городок…

— Снова я с людьми знающими поговорил, и думаю, что если его печь секретная силами двадцати мужиков по семьсот пудов стали за час выделывать будет, то городок сей и стеной втрое против стен Кремля московского обнести за расход излишний не сочту. Что же до прокатной его машины…

— Александровский завод ее выделать до Рождества сможет?

— С такой-то премией, что он назначить успел, и раньше сподобятся. Только вот думаю я… он же сам цену каменьям своим назначил в полмиллиона, и не напрасно ли ты, Николай Павлович, ему и выручку свыше суммы сей отдать решил? В России тоже денег не хватает.

— Не стыдно тебе, Александр Христофорович, говорить-то такое? Граф сей просил эсмеральды продать по наибольшей возможной цене, лишь бы в срок до оплаты работ его успеть. Продали дороже — и хорошо, но поскольку деньги сии он на благо России тратить задумал, то ему их полностью не отдать — это как у себя же воровать получается. Это даже если о чести нашей не вспоминать…

— Не стыдно, я все думаю, из каких средств в городках его церкви поднимать: викарий-то его на церкви православные денег давать никак не хочет…